— Не понимаю, как это ты не помнишь, — сказал он.
— Чего?
Старик достал носовой платок, долго откашливался, затем сплюнул. Сложил платок, сунул его обратно под подушку.
— Ты меня и кулаком бил.
Старик задумался. Почесал висок, оставляя красные пятна. Скривил рот.
— Говорю же — не помню. Ты меня ни с кем не путаешь?
Он чуть было не засмеялся.
— Однажды я неделю встать не мог.
Старик упрямо покачал головой и уставился в экран. Смотрел кино.
— Тебе, сынок, видно, языком почесать захотелось.
— А тебя били?
— Меня? Кто?
— Твой отец.
Старик рассердился, рассек рукой воздух, словно отгоняя муху.
— Нет, не бил меня отец. Прими к сведению — никогда он меня не бил. И к чему ты его приплел? С какой стати?
Старик попыхтел и замолчал, снова повернулся к экрану, пробормотав что-то себе под нос. Он начал собираться. С ботинок натекла вода. Он сунул руку в карман. Потом надел пальто.
— Завтра принесу лекарства. Витамины уже заканчиваются.
Глаза старика странно блеснули.
— Ты же хотел мне что-то сказать. Поговорить со мной.
— Завтра поговорим.
— Ладно, завтра так завтра.
Он уже нашаривал ключи, когда старик сказал вслед:
— Да, выкинь из головы насчет того, чтоб рыбок увезти. Рыбок я тебе не отдам.
— Рыбки останутся, отец.
— Значит, договорились.
— Да, отец.
Он закрыл за собой дверь, вышел на улицу. Шел дождь. Он бросил несколько монет нищему на углу. Остановился, пошарил в карманах. Тело болело. Он уже сжимал рыбку в ладони, самую большую золотую рыбку. Он кинул ее на мокрый асфальт, наклонился. Рыбка билась, слышались тихие шлепки. Он закрыл глаза. Словно большая отцовская рука ударила его по лицу. Он думал о долгих, безмолвных побоях, причины которых он никогда не узнает.
Как обычно, он решил вздремнуть после обеда. Неподалеку строили церковь. И так сверлили, строгали и стучали молотками, что он то и дело просыпался. Он встал, проковылял на кухню, по-быстрому выпил два абсента, снова плюхнулся в кресло и уставился в потолок. Там, наверху, гулял солнечный свет, создавая полосы и пятна, наплывавшие друг на друга. По соседству все так же сверлили и строгали, и он вспомнил, как начальник стройки однажды рассказывал рабочим, что не каждый доживает до завершения строительства церкви. Начальник стройки, высокий, сухощавый человек, непрерывно курил во время разговора, закуривая сигарету за сигаретой. Человек наблюдал за всем какое-то время с балкона и, наконец, сам потянулся за куревом. Начальник стройки говорил рабочим: вы только подумайте, на свете есть храмы и церкви, которые строились по пятьсот лет. Подумайте только, говорил он, сколько в мире церквей, которые так и не будут достроены, хотя в них уже служат священники. И еще подумайте, можно ли вообще достроить церковь? А если ее и достроят, все ли смогут в нее прийти? Нет. Не каждый попадет туда, куда он направился. Кто-то заблудится по дороге, кто-то найдет другую церковь, а кто-то в пути заболеет и умрет.
