— Да, — сказал он.
— Все рыбки на месте? Никто не сдох? Не жрут друг друга?
— Да вроде нет.
Он вышел на кухню. Гудел холодильник. Он открыл дверцу. Совсем ненужная вещь, старик то, что осталось, не доедает. В холодильнике было пусто. На бутылках — пятна плесени. Неожиданно он обнаружил пиво. Смотри-ка. Он откупорил бутылку, слизал стекающую по пальцам пену, отхлебнул.
— Это я тебе оставил, — прокричал старик из комнаты.
— Спасибо, — он снова отхлебнул.
— Хорошее пиво, верно?
— Тебе еще нужен холодильник?
— Рыбки и холодильник — все, что у меня осталось. И кино, мать его.
— Холодильник-то зачем?
— Чтоб гудел. Привык я к нему.
Он вернулся в комнату. Старое кресло заскрипело. Он сел напротив старика, который уже смотрел кино, порой отпуская комментарии.
— Гляди, этого типа скоро прикончат. Уже повели наверх.
Он чуть наклонился вперед, чтобы лучше видеть лицо отца.
— Я хотел спросить: зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты меня бил?
— Бил тебя, говоришь?
— Да. Много раз.
— Не знаю, — проворчал старик. — Не помню такого. Видно, нечасто бывало. Да каждый ребенок получает оплеухи. Если я и вмазал тебе пару раз, что в этом такого?
Он встал, сделал несколько шагов по комнате, закурил. Открыл окно, выпустил дым наружу. Повернулся.
— Это были не оплеухи.
— У тебя тоже есть ребенок, — сказал старик.
— Этот ребенок — твой внук.
— Бьешь его?
— Нет.
— Ни разу не ударил?
— Нет.
— Никогда?
Он загасил окурок. Свет за окном потускнел, небо на востоке посерело, приближался дождь. Серые тучи наползали друг на друга, и, глядя на них, ему вдруг показалось, что он промок до нитки. Склизко блестел шифер на крыше соседского дома, по навесу гуляла кошка. Одна из труб выпустила клуб дыма. Почему только одна? Проверяют, как работает дымоход? На карнизе, зябко нахохлившись, сидели голуби. На третьем этаже упражнялся пианист. Он уже не в оркестре, его выставили, уволили, его место занял другой, а он все играет гаммы, кажется, так это называется, день напролет. На самом деле, какое же это упражнение? Он никогда не будет больше выступать и все же не может не упражняться. Упражняется тот, кто рано или поздно будет выступать. Если же нет, тогда зачем это, улыбнулся он.
— Чему ты смеешься?
— Ничему, — он подошел к аквариуму, присел на корточки и заглянул внутрь. Он смотрел на рыбок, как старик смотрел телевизор.
— Надо мной смеялся?
— Не над тобой.
Отец снова повернулся к экрану.
— Сказал же, что его прикончат. Прямо в голову выстрелили. Надо же было ему лезть. Сидел бы тихо — не продырявили бы башку.
