Малый круг | страница 112

Барочный — с архитектурными излишествами — фасад отбрасывал тень, напоминающую гигантское кружево. Она казалась столь же неестественной в мире прямых евклидовых линий, как родители, называющие в середине двадцатого века сына Фомой. Окна квартиры смотрели на мутные воды канала, на забытый храм, скорбно белеющий на близком противоположном берегу. Вершинный изгиб фасада попирал чугунную ограду набережной. То был наивысший вечерний теневой размах. Несколько мгновений солнце плавящимся маятником колебалось в узком воздушном коридоре над каналом, потом уходило за крыши, сминало кружево.

Фома вдруг ощутил, сколь близок ему безучастный к человеческим страданиям город: крылатые грифоны на мосту, чугунно-узорчатая решетка набережной, забытый среди осеннего сквера храм, летящие линии улиц. Фома почувствовал себя повторением и продолжением бесчисленного множества жизней, точно неубывающая вода, просквозивших сквозь холодный каменный шлюз, затерявшихся во времени, словно слезы при дожде. Незримый ветер вдруг прохватил его до костей, но быстро отпустил.

Пока он только играл с Фомой. Слишком ничтожен был пока Фома, чтобы ветер испытывал его всерьез.

Недавно три незнакомых типа били его возле собственного подъезда. Одному Фома успел неплохо врезать, но что может один против троих, если он не волшебник? Катаясь по асфальту, ужино уворачиваясь от молотящих ног, Фома во всех подробностях рассмотрел ромбовидный — красного камня — орнамент на плоских промятых подъездных ступенях. «Надо же, — успел удивиться Фома, — отчего же раньше-то не замечал?» Почему-то подумалось, что и из жизни — единственной и бесценной — человек уходит с необязательной, второстепенной мыслишкой, вроде этой. Как быть с новым костюмом? Иначе пришлось бы сойти с ума. «Эй, друзья, — точно из уст господних прозвучало над Фомой, — по-моему, это другой. Тот черный был, морда наглая, да и постарше». Молотильня приостановилась. «Тебя как звать, дурак? Где живешь?» Фома молчал. «Точно не он. Чего молчишь, падла?» — попинав еще немного с досады Фому, типы ушли. Они были честные ребята.

Вот что это был за ветер.

Каким бы возвышенным размышлениям ни предавался Фома, какое бы ни составлял представление о собственной личности, в любое мгновение мог налететь ветер насилия, бросить его на четвереньки под молотящие ноги. Жить с этой мыслью было невыносимо. Сплевывая кровь, осторожно ощупывая языком зубы, отряхиваясь, Фома не мог оторвать взгляда от орнамента: «Зачем он здесь, под ногами, где его никто не видит? Но сделали же. Зачем? Неужели, чтобы именно я, именно сегодня увидел? Странная красота». Он подумал, было бы гораздо тоскливее, если бы его били в незнакомом районе среди белых блочных новостроек. Такова магическая прелесть родимых мест. Унижения в них переносятся естественнее и легче.