Мы обошли уже половину кампуса. Мне захотелось побольше узнать о детстве Мелани, чтобы понять, какие испытания подготовили ее к трудностям нынешней жизни.
– Что ты видишь, вспоминая себя маленькой? – спросила я и заметила, что при попытке заглянуть в прошлое она нахмурилась.
– Забавно! Я вижу, как стою на стуле у плиты, повязанная фартуком, и помешиваю в кастрюле. Я была средней из пяти детей. Когда мне исполнилось четырнадцать, мама умерла, но я начала готовить и убирать задолго до этого, потому что она была очень больна. Последнее время даже не выходила из своей комнаты. После школы двое старших братьев пошли работать, чтобы помогать семье, а я как бы стала для всех матерью. Одна сестра была на три года младше меня, а другая на пять, поэтому почти все домашние дела легли на меня. Но мы справлялись. Папа работал и покупал продукты. Я готовила и убирала. Мы делали все, что могли. Денег вечно было в обрез, но нам хватало. Папа ужасно много работал, часто в двух местах сразу, так что его почти никогда не было дома. Думаю, он уходил из дома отчасти потому, что так было нужно, а отчасти, чтобы не видеть маму. Мы все старались пореже ее видеть: с ней было трудно.
Папа женился во второй раз, когда я оканчивала среднюю школу. Всем сразу стало легче, потому что его новая жена тоже работала и у нее была дочка того же возраста, что и моя самая младшая сестра, – ей тогда было двенадцать. Все как-то притерлись друг к другу. С деньгами стало получше. Папа сразу повеселел. У меня впервые появилось свободное время.
– А как ты перенесла смерть мамы? – спросила я.
Мелани стиснула зубы.
– Женщина, которая умерла, уже давно перестала быть моей мамой. Это была другая женщина, которая спала или кричала и всех изводила. Я помню ее, когда она еще была моей мамой, но смутно. Нужно вернуться далеко назад, чтобы найти ту, которая была милой и кроткой и напевала за работой или когда играла с нами. Она была ирландка, пела такие печальные песни… Так или иначе, думаю, что все мы почувствовали облегчение, когда она умерла. Но я чувствовала еще и вину: может быть, понимай я ее лучше или заботься больше, она бы не заболела так тяжело. Я стараюсь об этом не думать, если, конечно, получается.
Наша прогулка подходила к концу, и мне захотелось в оставшиеся несколько минут помочь Мелани увидеть хотя бы проблеск истины, понять, где источник ее нынешних бед.
– Ты не видишь ничего общего между своей жизнью в детстве и теперь? – спросила я.
