Мы вместе посмотрели остальные фотографии, запечатлевшие троих детей в разном возрасте: вот они ползают, вот делают первые неверные шаги, вот задувают свечи на праздничном торте. Я надеялась увидеть менее картинную фотографию Шона и отметила, что его нет ни на одном из детских снимков.
– Это потому, что он обычно фотографирует. У него приличный опыт в фотографии, а еще в актерском деле и живописи.
– Так теперь он работает в одной из этих областей? – спросила я.
– Да нет. Мать прислала ему денег, так что он снова подался в Нью-Йорк. Хочет посмотреть, какие там есть для него перспективы. – Ее голос стал почти неслышен.
Учитывая явную преданность, которую Мелани питала к своему мужу, можно было ожидать, что она с надеждой воспримет эту его вылазку в Нью-Йорк. Убедившись в обратном, я спросила:
– В чем дело, Мелани?
Впервые выразив недовольство, она призналась:
– Все дело не в нашем браке, а в его матери. Она постоянно присылает ему деньги. Каждый раз, когда он собирается пожить с нами или поработать ради разнообразия, от нее приходит чек, и только мы его и видели. Она не может ему отказать. Если бы только она перестала давать ему деньги, у нас бы все наладилось.
– А если она никогда не перестанет? – спросила я.
– Тогда Шону придется измениться. Я заставлю его понять, как он нас всех изводит. – На ее темных ресницах повисли слезы. – Ему придется перестать брать у нее деньги.
– Мелани, судя по тому, что я от тебя услышала, это маловероятно.
Ее голос зазвучал громче и решительнее:
– Ей не удастся его погубить. Он обязательно изменится.
Мелани нашла на редкость большой лист и следующие несколько шагов подбрасывала его носком туфли, наблюдая, как он превращается в клочья. Я выждала несколько минут, а потом спросила:
– А что еще?
Продолжая пинать лист, Мелани ответила:
– Он много раз бывал в Нью-Йорке, там у него кто-то есть. – Это тоже прозвучало тихо и буднично.
– Другая женщина? – спросила я, на что Мелани отвела взгляд и кивнула. – И как давно это тянется?
– Да уже несколько лет, – девушка пожала плечами. – Это началось во время моей первой беременности. Я его почти не винила. Ведь я была так больна и несчастна, а он был далеко.
Как это ни удивительно, Мелани винила себя в неверности Шона, как и в том, что ей приходится содержать его и детей, пока он пробует себя на разных поприщах. Я спросила ее, не задумывалась ли она когда-нибудь о разводе.
– Вообще-то мы какое-то время жили врозь. Это звучит смешно, потому из-за его постоянных отлучек мы все время живем врозь. Но однажды я сказала, что хочу пожить отдельно, – главным образом потому, что хотела его проучить, и мы по-настоящему расстались почти на полгода. Он продолжал мне звонить, а я посылала ему деньги, когда он был на мели, – если у него что-то срывалось и нужно было продержаться, пока не подвернется другая возможность. Но в целом мы были каждый сам по себе. Я даже познакомилась с двумя мужчинами! – В голосе Мелани прозвучало недоумение: ей было странно, что мужчины проявили к ней интерес. – Оба так хорошо относились к детям, оба с готовностью помогали мне по хозяйству, чинили все, что нужно, и даже покупали мне необходимые мелочи. Было приятно, что они меня так балуют. Но я-то к ним ничего не чувствовала – ничего похожего на то влечение, которое все еще испытывала к Шону. Так что, я опять вернулась к нему, – она усмехнулась. – И пришлось ему объяснять, почему дома все в полном порядке.
