На кухне послышался грохот, и дом вздрогнул. Через некоторое время в комнату вошла София. Она была очень весела. На щеке чернела сажа, но она ее не замечала. В одной руке София держала миску с подгорелыми оладьями. В другой -- банку темного варенья.
-- Вы бы могли не услышать мой рассказ, -- сказала она и кротко улыбнулась. -- Я неправильно включила газ. Плитка чуть не взорвалась.
-- Кто был с вами строг, -- засмеялась я, -- строг до жестокости?
И Егор снова злобно посмотрел на нас: может быть, не надо рассказывать?
София молча села за стол и разлила чай по чашкам.
Егор усмехнулся, прошептал: "Роман", и тут же его лицо сделалось равнодушным. Он кивнул старухе, чтобы она начинала.
-- Моя сестра и ее муж Виктор никогда не любили меня, -- спокойно начала София, и вдруг в ее неподвижном лице появилось оживление: -- Один только дед любил меня, но он умер, когда мне было шесть лет. Потом, после него, меня любила маленькая Ниночка, но тогда я уже перестала быть ребенком. Мне исполнилось шестнадцать. Как сейчас помню: Ниночка сидит на качельках, и я ее раскачиваю. А сестра выйдет, снимет Ниночку с качелей и молча унесет в дом.
Егор торопливо пил чай и смотрел в чашку, показывая, что ничто на свете так не занимает его, как этот горячий чай с душицей.
-- А я играла с маленькой Нино и вспоминала, как сама была девочкой, и так мне становилось печально, когда ее уносила сестра, что я смотрела на пустые качельки, как они раскачиваются одни, и плакала...
-- Что говорил Ладо? -- с запалом выкрикнул Егор, отрываясь от чашки.
Когда старуха начинала мяться и подбирать слова, Егор торопливо заканчивал за нее предложение или подавал новую мысль. Так он чувствовал себя свободнее.
-- Ладо -- это мой дед, -- уточнила София. -- Он сажал меня к себе на колени и говорил, что я еду на коне. Он любил рассказывать, как в Тифлисе увидел однажды великую актрису. Он не запомнил название пьесы, он только запомнил, что она встала на край сцены, протянула к нему руки и спросила: "Зачем ты заставил меня уйти в монастырь?" В зале было много мужчин, и каждый из них думал, что это к нему она протягивает руки.
Мне хотелось порадовать деда, и однажды утром я надела туфли на высоких каблуках. Это были туфли сестры, они были мне очень велики, и я с трудом в них ходила. Я встала на край беседки и спросила: "Ладо, зачем ты послал меня в монастырь?" Я ждала, что дед рассмеется, но он посмотрел на меня, отгоняя какое-то воспоминание, заплакал и сказал: "Больше никогда так не делай!" А сестра вдруг сделалась очень строгой, сказала: "Это мои туфли!" -- и разула меня...
