Я проснулась. На балконе стоял Егор и тихо стучался в окно. Ветки черешни раскачивались за его спиной, и я не понимала, то ли от ветра они качаются, то ли он недавно с них спрыгнул.
-- Открой, -- попросил Егор, пристально глядя на меня.
Впервые он глядел не по сторонам и не за меня, а прямо мне в лицо. Я открыла окно, и он гостем вошел в собственную комнату, но не решился пройти, а уселся на подоконнике. Мы в первый раз оказались с ним вдвоем и боялись друг друга. Я взяла его за руку, но он отдернул руку и спрятал ее за спину, так же как утром спрятал кусочек хлеба.
-- Проходи, -- растерянно сказала я, чтобы хоть что-то сказать.
Тогда он спрыгнул с подоконника и порывисто обнял меня. Он поцеловал меня в шею и в плечо через рубашку, но потом развязал ворот рубашки, чтобы она ему не мешала.
-- Зачем... -- начал он, но не договорил, а мягко разжал руки и лицом уткнулся мне в плечо, совсем по-детски позабыв про свой порыв, как будто бы не знал, что делать дальше.
Я погладила Егора по волосам, и тогда он весело оглядел меня и сказал:
-- А давай потанцуем!
-- Да ты что, -- улыбнулась я на его веселость, -- да я не умею.
-- И даже со мной не умеешь? -- спросил он, усмехнувшись. И вся его детскость исчезла.
Я не знала, как обращаться с ним. Я с легкостью схватывала его взрослые нотки, но после нескольких слов он ускользал от меня и снова по-детски ласково смотрел. Я помнила этот взгляд. Ранним зимним утром бабка поднимала меня в детский сад. Я вставала, и обиженно одевалась, и обиженно на нее смотрела, а потом опускала на ее плечо тяжелую сонную голову и дремала.
Мы танцевали. Я подстраивалась под его легкие шаги. Пятнышко на груди белело из-под расстегнутого ворота рубашки, и я смотрела то на пятнышко, то на его изменяющееся лицо.
-- Кто тебя научил? -- спросила я.
-- Учительница Софии.
Это у него от старухи, подумала я. Она прикладывает маски в зависимости от настроения. И эта черта так странно преломилась в Егоре. Он убегал от меня то в детство, то в юность, он дразнил меня, и я никак не могла его поймать.
-- Учительница Софии? -- переспросила я. -- А разве она еще жива?
-- Еще как жива, -- пренебрежительно ответил Егор, -- и до сих пор танцует. Она преподавала у нас танцы вместо физкультуры.
-- И ты был хорошим учеником?
-- Как видишь... Но она говорила, что Софию не затмить никому, -- и он чему-то злобно усмехнулся.
Старуха говорила про Софию восторженно, Нино с ненавистью, Егор едва сдерживал смех.
