Мне удалось найти себе уединенное местечко в квартире этажом выше над квартирой родителей, и там я могла выплакаться без помех. Глядя на незначительные несправедливости в новостях, я чувствовала, что меня это персонально затрагивает. А когда начали показывать пытки в Ираке, я была безутешна. Незаметно для окружающих мой мозг начала охватывать сумятица, и я стала постепенно терять память. Я во всем была неуверенна, и у меня часто бывали головокружения. Дома я еще могла скрыть это, без движения сидя на стуле до тех пор, пока не становилось лучше. Несколько раз я так делала и в школе танцев, но теперь я больше не могла туда ходить.
Горизонт иногда исчезал передо мной. Даже ходить по улицам теперь было опасно. Это было невероятно. Чтобы перейти улицу Панепистимиу[10], мне пришлось просить одну женщину дать мне руку. Спуск по ступеням на площади Синтагма был похож на прогулку по краю обрыва. Я со страхом останавливалась перед любой лестницей всякий раз, когда нужно было спуститься или подняться. Лестницы колыхались передо мной, исчезая в глубокой пропасти. После менингита у меня было мозговое расстройство, как объяснил мой врач, теперь вирус достиг мозга. Мое состояние ухудшилось до такой степени, что все стали опасаться рака мозга.
«Вы не приходили ко мне, поэтому я не смог вас проинформировать», – жаловался доктор Кордосис маме. «Я не приходила, потому что знала, что вы хотите мне сказать, вы это и раньше говорили. Я не могу поверить, что у нее рак мозга, Я НЕ ХОЧУ верить в это». Затем в больнице в кабинете врача провели консультацию, на которой присутствовала и я. Мне предложили биопсию мозга, предполагая, что мы примем такое решение. Я даже не пыталась защищаться, но мама отреагировала бурно. Если заденут какой-нибудь важный нерв, что тогда? Ведь это была абсолютно новая процедура для нашей страны. Отсутствие опыта подобных процедур превращало это в весьма рискованное предприятие. Опять я была потрясена ее трогательными усилиями сохранить мне жизнь.
Итак, мы решили ехать в Лондон, чтобы выслушать еще одно мнение. Доктор Кордосис согласился выполнить всю бумажную работу, необходимую для моей страховки, чтобы покрыть расходы. Он порекомендовал самую лучшую неврологическую клинику, проинформировал врачей о моем приезде, дав нам тем самым надежду на спасение.
Мой визит в Лондон в 2004 году начинался, как мое возрождение, несмотря на тот факт, что он мог оказаться моим последним визитом куда бы то ни было. Я собрала всю оставшуюся храбрость и под руководством брата на три дня полностью отдалась встречам со специалистами больницы «Сент-Джордж» в Лондоне. Слава о нас появилась там раньше нас самих. Первый вопрос, который мне задали лондонские врачи, был: «Где ваша мама?» Мы засмеялись: «Она не очень хорошо говорит по-английски, поэтому не приехала», – сказала я, и мы перевели разговор на другую тему. Мой брат и другой греческий врач, Г. П., исполняли роль переводчиков, потому что я с трудом могла что-либо вспомнить. Д-р П. входил в команду д-ра К. и получал тогда свою вторую степень в Лондоне.
