Удивительны и странны были эти слова. Разве не для того загонщики ходили за Большим-И-Старым, чтобы накормить своих родичей?
Мир потемнел от печали: небо затянули клочковатые тени, лик Огня пропал, а невесомые снежинки перестали порошить ресницы, будто испугались повисшей тишины.
Вождь задрал бороду, почесал волосатое горло. С удивлением и брезгливостью взирал он на Отца, точно увидал пред собой гололицего загонщика или зубастого младенца. Наконец, произнес:
— Не забыл ли ты о родичах, Отче?
Ноздри Отца раздулись, глаза превратились в щелки, будто в лицо ему ударил снег.
— Ты, негодяй, смеешь говорить мне такое? Ты, погрязший во лжи, надеялся обмануть меня? Забыл, что я зрю не человеческим, а божественным взором? Ясно вижу скверну, пропитавшую зверя. Истинно говорю тебе: лишь очистительный Огонь избавит его от мерзости. Или думал: и впрямь позволю тебе отравить тела родичей мясом зверя, взятого в мертвом месте?
— Твои уши закрыты для правды, Отче…
— Врешь, презренный! Ясно вижу демонов, кружащих над тобой. Не меня ты обманываешь, а Огонь, Творца своего. Мало тебе было бедствий! Хочешь навлечь на нас новые! Ты очарован Льдом, и уста твои полны гнили. Оттого и встретил ты колдуна — своего духовного брата. Оттого и покинул тебя старик, не хотел мириться с двуличием твоим…
Он долго говорил, этот Отец Огневик, и с каждым его словом будто пламя разгоралось в Головне — пламя негодования и ярости. Он смотрел на трясущегося от гнева Отца и видел перед собой не избранника Огня, а своенравного деда, ослепленного ненавистью к вождю. Как же хотелось Головне высказать ему в лицо все, что он думал! Но загонщик смолчал, потому что не мог встревать в разговор старших. Дрожа от бессильной злобы, он наблюдал, как кривилось лицо вождя, и как растекался румянец по его правой щеке — след от болезни, донимавшей его всю жизнь. Наконец, вождь разомкнул потрескавшиеся губы:
— Довольно болтовни, Отец. Скажи прямо — мы ходили зря. Скажи это каждому: мне, Жару, Сполоху, своему зятю и внуку. Не о благе общины ты печешься, а о своем торжестве надо мной. Каждый это видит.
И зашагал к себе в дом — взбешенный, точно медведь, упустивший добычу. А остальные смотрели ему вслед и чувствовали, что вместе с вождем их покидает надежда.
Вечером всех ждал обряд. Но не тот, о каком они мечтали. Вечером им предстояло расстаться с надеждой на прекращение голода. Суровый Огонь устами Отца Огневика лишил их Своего дара.
