В аптечке среди перевязочных материалов действительно нашлась какая-то бутылочка, но на ней было написано что-то на непонятном языке, который никто из нас не знал. Это могло означать «йод», а могло и «яд».
– Это не немецкий! – сказала Иветта.
Рика засмеялась:
– Это точно! И не английский.
– Ну да. И, кажется, это не йод, – сказала Бея.
Аннушка открыла и понюхала.
– Это йод. Я уверена на сто процентов.
– Скажи что-нибудь ты. Это же твоя рука! – потребовала Бея.
– Не-е, может, не надо, – промямлила я.
Антония вытащила из аптечки со Смекалочкой бинт.
– Мда, какой-то гнилой, – сказала она. – Фу-у, да он весь рассыпается!
Бея, все еще с фонариком, зажатым, как телефон, между ухом и плечом, повернулась и посветила на Антонию. В ее маленьких ручках лежали лишь белые крошки и волокна.
– Фу-у, оно ко всему липнет!
Аннушка вытащила из своего рюкзака одну из футболок, разорвала ее на полосы и замотала мне руку.
– Может, поначалу будет еще больнее, но скоро перестанет. – Она завязала концы узлом. – На ночь можешь снимать, чтобы рана подсыхала. А днем пусть будет завязано, чтобы туда ничего не попадало.
– Какой врач твоя мама? – спросила я.
– Хороший, – ответила Аннушка с улыбкой. – Все пациенты еще живы, а мертвые ни разу не жаловались. – Она повернулась к остальным. – У кого-нибудь еще раны есть?
У Фрайгунды болела нога. Но снимать ботинки она отказалась.
– Так не пойдет, – сказала Бея. – Больные нам не нужны. Дай о тебе позаботиться.
– Нет, – Фрайгунда была непреклонна. – Моя нога – это моя нога. И кто знает, какие невидимые болезни есть у тебя.
Бея кивнула.
С зубом Антонии Аннушка сделать ничего не могла. От него откололся уголок, и Антония постоянно трогала скол языком.
Потом мы вышли из-под защиты живой изгороди.
Над горизонтом показался край солнца. Четыре сорок одна. Птичьи голоса, звуки деревни, доносящиеся издалека, день идет в рост. Может, он станет больше других дней и в него вместится больше, чем обычно.
Мы вернулись на платформу. Там было все так же пусто. Без нежелательных свидетелей Бея купила билеты в автомате.
– У тебя что, правда с собой деньги? Сколько? – Иветта пыталась заглянуть ей через плечо.
– Запасы на черный день. – Бея спрятала маленький кожаный кошелек в карман. – А у тебя, можно подумать, ничего нет?
– Господи сохрани! – Иветта рассмеялась. – Я никогда не ношу при себе наличные. Из-за них напасть могут. Так что или родители платят, или у меня в магазине есть карта постоянного покупателя, а в некоторых я могу попросить записать долг за нашей семьей. Меня же в Кляйнмахнове везде знают.
