– Веселую!
Когда Рика заканчивает свой рассказ, приходят другие дети в ночных рубашках и пижамах, с почищенными зубами, чтобы пожелать спокойной ночи и получить от папы горчичный чмок в щеку. А потом уже в детской, их общей спальне, никто не засыпает, пока Рика не расскажет свою веселую историю еще раз. Мама тоже остается послушать. Сестры с братом тихо смеются, утыкаясь в одеяла, а мама, хихикая, прикрывает лицо руками.
Только когда все дети уже в кроватях, наступает мамина очередь получить немного отцовского внимания. И тут он начинает на нее кричать.
Рика подняла шишку и швырнула так далеко, что было не слышно, как она упала.
– Почему он на нее кричит? – спросила я.
– Он мойщик трупов, – сказала Рика, пожимая плечами.
– Ты думаешь, все мойщики трупов кричат на своих жен?
Она снова пожала плечами:
– Мама хотела, чтобы отец работал. Все равно кем, говорила она. Раньше он сидел без работы. Тогда иногда ему можно было рассказывать и грустные истории. Но с тех пор, как он стал мыть трупы, он больше ничего грустного не переносит. – Она взглянула на меня. – Ой, черт, Чарли! Не надо было тебя расстраивать. В следующий раз я сначала спрошу, какую историю рассказывать – веселую или грустную. – Она засмеялась, и ее большие белые зубы засверкали на солнце.
Я решила не спрашивать, была ли и эта история просто выдумана.
– Окей, другое окончание для тебя, так и быть. Вечером, когда мы лежали в кроватях, он ее щекотал. Она визжала, а через какое-то время снова была беременна.
Я недоверчиво покачала головой:
– От щекотки, что ли?
Рика бросилась на меня и стала щекотать.
– Да! Смотри, я сейчас тебе ребенка сделаю!
К вечеру у Антонии снова поднялась температура. Сил нежных борцов, компрессов и чая, оказалось недостаточно. А брутальных борцов, вроде жаропонижающих свечей и таблеток, у нас не было. Контейнерить лекарства нельзя – их же не выбрасывают на помойку. А даже если б и можно было, мы бы не решились ставить ей просроченные свечи.
– Мы могли бы лекарства украсть или купить, – размышляла Иветта. – Блин, она же у нас тут помрет! И мы же будем виноваты. Оставление в опасности. У нее начнутся судороги – и адьё. При сорока двух градусах белок в мозге сворачивается, типа сваривается…
Бея замахала руками вверх-вниз, успокаивая.
– Ш-ш-ш, – зашипела она, как на убежавшую обезьянку, которая в панике залезла на крышу закусочной зоопарка и кричит. – Я скоро сама сварю твой мозг. Прекрати пугать малышку. Страх хуже жара.
