— Хе-хе! — передразнил Паша. — А ты что же, решил, сейчас тебе венок на шею, ордерок на квартиру и прочие радости? Какой ушлый! Только ради благодарностей и можешь стараться. За чистоган. Кто делает хорошее да еще не совсем в свой карман, знаешь, как с такими поступают? Хе-хе! Распни его, кричал народ иудейский, когда Пилат спрашивал, какое же зло причинил им Христос. Распни! Ясненько? Ну да сие не для твоего разумения, — оказал Паша с плохо скрытым пренебрежением. — Тебе-то никакие беды не угрожают, если только от зазнайства. Делишки свои обделываешь чисто. Хотя вот по губе схлопотал. Что скажешь? Ничего? И правильно. И замнем. Для большей ясности. А только есть, есть они! — влекомый совсем иным чувством и тем не менее поминутно возвращаясь мыслью к Жоре Бардошину и отмахиваясь с тоской и неприязнью, заспешил Паша. — Есть такие, что ради идеи, ради дела высокого не только трудов, а и живота своего, крови своей не пожалеют. И никакие венки и ордерки ни при чем. Пойдут на плаху за идею и на амбразуру тоже, из которой поливают пулеметным огнем. Были и есть. И будут. Ими держится мир. Вот так, мастер Барсик, на мой непросвещенный взгляд.
— Ох ты! Ах ты! — засмеялся Жора, как-то очень ладно вписываясь смехом в хлопанье палатки. — До чего мы любим возвышенные слова! Хорошо живешь, вот что я тебе скажу. Без хлопот, без забот, А жалобился, сирота!
Паша не ответил. Зато Воронов строго:
— Оставь!
— Чего «оставь»? Что я такого сказал? Он меня казанским сиротой называет, ничего? Вообще, бросьте вы нюни разводить! То нельзя, это не говори. Да такие родители, как у меня… Что я им нужен, что ли? Я как в интернат попал, так все, больше не вернулся домой. Чего мне там делать? Полустанок, два дома с половиной, кругом лес, поезда, и ни один не остановится, чего мне там было делать? Огород копать да веники для козы готовить? А то родители! Я еще совсем от горшка два вершка, меня акробаты наши интернатовские в свою секцию приняли. Кидали, крутили, роняли, я хоть бы хны. С ними на сборы, на соревнования ездил, чем плохо? В городах разных побывал. Потом, думаю, в спорт большой идти, а то, может, в цирк? И там, и там пробиться, рисковать надо, а голова одна, хребтина тоже. Тут еще один на отборочных хряснулся на спину. Нет, хорошенького понемножку. А если учиться дальше? В случае чего диплом можно побоку и рабочим, многие так поступают.
На Жору нашло: нет, не откровенность, не желание объяснить — не защищаться он теперь стремился, но, противопоставив свое, заставить признать его превосходство, подавить их. Сам, своими руками, хитростью, изворотливостью, стойкостью, если угодно, наконец, терпением и настойчивостью достиг. И куда большего достигнет, дайте срок. Между прочим, еще и потому достигнет, что смеется над их жалким копанием в себе и в так называемых нравственных проблемках и вопросиках. Пустая трата времени, распыление нервной энергии. Дело важнее. Но превыше всего — результат. А какой ценой или, скажем иначе, каким путем, не все ли едино?
