А крылась подо всем этим тяжелая сшибка характеров, принципов и отсутствие доброты… Ну да что теперь, тяжело и не ко времени.
— Сереж, отними у него котелок! — кричал Паша. — Продерет дно, в чем готовить будем?
Воронов, склонив голову набок, старательно выскребал остатки. В малом ли, в большом нацелился на что, из пушки по нему пали — ноль внимания.
— Знаете, братцы, собственными глазами видел, Воронов три обеда умял. Честное комсомольское! — дурачился Пашуня.
— Что же такого, после восхождения… — смутился было Воронов, но тут же ринулся сам: — Во-первых, что за манера бросаться комсомольским словом? По пустячному поводу клясться! Во-вторых, поскольку вопрос касается еды — Паша признанный чемпион. А все одно фараонова корова.
— Конституция у меня такая.
— Глисты у тебя, а не конституция.
— Скажешь тоже! Нет у меня никаких глистов. Я у врача был, велел есть сколько влезет.
— Врачи, они никогда правды не скажут.
— Журналисты тем более, — смеется Жора.
Сергей неожиданно:
— А правда нужна?
Воронов ударился в риторику:
— Правда крушит, что должно быть сокрушено. Тот лишь может считаться настоящим человеком, кто способен вынести правду, какова бы она ни была. Остальные…
— Остальные и есть основная масса, — перебил Паша. — И уж коли ты заговорил о врачах… Врачи ориентируются на эту массу и предпочитают скрывать истинное положение вещей. Врачи, они практики, они исходят из природы.
Воронов опять занялся котелком. Поднес к свече, осмотрел. Скользнул глазами из-под очков по лицу Сергея, приподнялся и просунул котелок наружу.
— Чай будет кто еще? — спросил, взявшись за чайный котелок. — Нет? — Слил в рот остатки, прополоскал, отдернув полотнище входа, выплюнул. Выставил наружу котелок, следом примус.
«Таков он всегда, наш достойнейший Александр Борисович! — подумал Сергей. — Чуть не укладывается в его понимании, сейчас в сторону. — И, мысленно продолжая спор с Вороновым, переходит на свое: — Нет, как бы ни складывались обстоятельства, следует прежде всего оставаться добрым. Непонятный, казалось бы, парадокс; но доброта обезоруживает. Не потому ли существовал некогда обычай оказывать гостеприимство нечаянно оказавшемуся в твоей власти врагу? Ну, наверняка еще и потому, что низко, подло, отвратительно пользоваться беззащитностью врага, кто бы он ни был. Воевать надо честно, на равных. Вон как у зверей, бой так бой!»
Он поудобнее улегся в своем спальном мешке и тут ощутил, будто кто-то надавил на палаточную крышу. Ветер, понял он. Ветер начинается.
