Михаил Михайлович паузу выдержал, слышно было — воздуху набрал в свои поместительные легкие и начал: «Ударное восхождение! Доверили вашей группе, а сколько желающих? Да предложи я…» Воронов наушники сдвинул. Павел Ревмирович тотчас:
— Брезгуешь лишний раз послушать правильные речи или децибелы не по нраву?
«…Чем мы ответим на почин бригады хлеборобов Ивана Тысячного?.. — гремел Михал Михалыч. Воронов опять наушники в сторону. Подождал, подождал, послушал. — …Обязались не оставить ни единой стенки или там скалы, чтобы, значить, никаких «белых пятен» и прочих пятнышек на карте вверенного нам микрорайона. А ты лично, товарищ руководитель группы Воронов, твои какие будут обязательства? Ты знаешь, что приближается славная годовщина основания нашего альпинистского лагеря? С какими достижениями ты подходишь к знаменательному для нас дню?»
Будь кто иной на месте Воронова да не имей он привычки к столь энергичным напутствиям, глядишь, и кинулся б прямо сейчас, на ночь глядя, на треклятую стену, будь она хоть из чугуна. Какие же нервы надо иметь, какое самообладание, чтобы, поблагодарив за деловой разговор, как ни в чем не бывало перевести своим подопечным:
— Желает нам боевого духа и высокого спортивного мастерства.
Ели горячую гречневую кашу, заправленную тушенкой, вволю пили сладкий чай с шиповниковым сиропом и медовыми коржиками; наслаждались отдыхом после долгой, утомительной и желанной работы, чувствуя, как усталость и сытость теплыми волнами разливаются по телу. Нелады, рвущиеся наружу подозрения и запрет — не выдать ни словом, ни взглядом, и оттого клокотанье по пустякам — как не было ничего этого. Одна цель привела сюда этих таких несхожих между собою людей и не то чтобы объединила, но исподволь правила ими.
В палатке тепло, уютно, горит свеча, незлобивые подтрунивания и словесные потасовки просто так, от переполненности. «Может, и впрямь виной недавнего напряжения лишь неизвестность да голодный желудок», — пытался Сергей утвердить в себе некий статус благополучия и порядка. Откинувшись спиной на рюкзак, слушал вполслуха залихватские истории, перебирал события нынешнего вечера.
Как Воронов влет учинил чересчур разошедшемуся в критических выпадах Павлу Ревмировичу; следом Жору Бардошина в пух и прах расчихвостил. Еще бы, отправился с рюкзаком за снегом на ту сторону гребня, ни слова никому не сказав, и пропал. Не слышно его и не видно. Воронов выдержал характер, дождался, когда вернется путешественник, и задал жару. Обычно сдержанный, следящий за каждым своим словом, как же, наставник студенчества, тут рассвирепел… Или аукнулся радиоразговор с начлагерем и не в своей тарелке?
