— Хватит солнечные ванны принимать, — с неподвижным лицом распорядился Воронов. — Я пойду с Бардошиным. Идем одновременно. Будь внимателен, Жора. На гребне зевать некогда, в случае чего, не забудь: прыгать надо. Не перепутай, на какую сторону гребня. С тебя станет.
Связавшись — Воронов с Жорой, Сергей Невраев и Паша, — двигались по гребню. По длинному, трудному гребню, перегороженному скальными башнями-жандармами, не каждую обойдешь, штурмовать приходится, непростая, долгая работа; а то и вовсе разорванному, рассеченному провалами, вверх, и вниз, и снова вверх, ближе и ближе к стене — громоздясь в небо, подобно неприступной крепости, сторожила она не только вершину и подходы к ней, но, казалось, и всю округу, и само небо.
Горы пылают, и багрянцем озарены дымные облака над ними. Другие, что дальше, будто и не горы вовсе, так прозрачны, легки и нежны они, что кажутся сотканными из цветного воздуха.
Краски меняются быстро и незаметно. Всякое мгновение они ярки, но не режут глаз. Что в живописи было бы приторно-сладким или грубым, здесь мужественно и нежно в одно и то же время, и самые рискованные сочетания убедительны и лишь острее подчеркивают особенности и тембр каждого цвета. Закат в горах… Разве о нем скажешь?
Из ущелья поднимается облако. Очень белое, розовое, голубовато-серое, оно отражает меркнущие в тени северные склоны, белесый затихший восток. Клубясь и разрастаясь, таинственной, всепоглощающей массой облако выливается из ущелья, ползет по морене. Укрыло ледниковое озерцо. Тронуло ледник… Нет ледника, не осталось живой застывшей реки. Ничего нет: однообразное, ровное, чуть колышется белое море. Островами выступают сразу ставшие невысокими горы — вершины их.
Сергей смотрел, впитывал эту умиротворяющую красоту. На душе становилось тихо, грустно, светло. Смотрел на медленно подвигавшуюся впереди двойку, оборачивался и видел Пашу — пользуясь остановкой, тот что-то строчил в своем блокноте; переводил взгляд на Жору Бардошина, лупившего что было мочи по крюку. Крюк ровно и тонко запел, а Жора все бил, бил, словно желая загнать его полностью, чтобы и карабин нельзя было продеть. «Ох уж этот Воронов, нипочем не допустит никаких вольностей в страховке, иззудил бедного Жорика, — мысленно ополчился Сергей на своего родственника. — Только увы, почти во всем Воронов оказывается прав: не послушайся мы с Пашей, пройди еще одну веревку — и точнехонько оказались бы под их маршрутом. А камушки сыплются, минуту назад какой «чемодан» Жорик спустил».
