Лева моментально перевел.
— Верно? — уважительно поинтересовался я напоследок он у Малыша и тот с легким удивлением подтвердил, мол, да, только в присутствии…
— Короткая батарея, — сообщил он напоследок, — Минут десять не больше…
— Рандэбаут! — раздраженно крикнул, наверное, уже в десятый раз за сегодня командир, улавливая, скорее всего, что его опять где-то переиграли, — Рандэбаут! Тэйк ит веэ гоуинг! Лавер! бринг зи щаргер! Фэйс! Бари зейр дэд… — мое задание о похоронах после окончания караула он вывалил с особым злорадством, и пока Карина переводила мне его распоряжение, бегло сыпал окружающим французскими словечками.
Нам вернули оружие. Причем была в действиях легионеров какая-то виноватость. Гранату мне снова сунули в руку, будто некий секрет, и сапер француз еще раз за сегодня зажал мои пальцы, совсем уж по-детски.
Прежде чем раскованный, наконец, Рубан ушел за зарядником, я «маякнул» ему, мол, возвращайся — поможешь.
— Лева! — окликнул я почти ушедшего легионера, — Ты ножи мне верни, пожалуйста. — Хотелось еще добавить, что буду плакать над ними по ночам, но, глянув в его виноватые глаза, удержался.
— Забыл, — досадливо сунул он их мне, и я почему-то сразу поверил.
— Вот и нет больше секретов, — объявил я, протягивая руку, — Мир? — Рукопожатие оказалось сильным, а я задумался над тем, куда все-таки делись остатки сыворотки с «птичкой». Лева бы их, конечно же, таить не стал бы, так что кое-какие секреты еще оставались…
* * *
Сережка лежал на дальнем краю мостика укрытый куском брезента.
Бардово желтая лужа растеклась от него уже почти на метр.
Похоронами на море я еще не занимался и представлял себе «процедуру» только по фильмам, да книжкам. Хотел, пока Санька «прислуживает» Джинну, нашарить в близлежащих помещениях что-нибудь полезное для таких случаев. Однако сообразил, что никак не смогу объяснить саперу французу, оставленному вместо Карины, своих действий, и решил не рисковать.
Полагая, что Рубан все-таки вернется, решил осмотреть Сережкины карманы. Ясности, куда девались остатки сыворотки, за исключением никому не доставшейся порции, спрятанной у меня сейчас за голяшкой берцев, так пока и не было.
В брюках и за поясом не прощупывалось ничего. В разгрузке тоже. А вот в кармане, откуда вывалился злосчастный цилиндрик «с птичкой» оказался сложенный фронтовым треугольником тетрадный листок.
Печатные буквы поперек импровизированного конверта складывались в одно единственное слово, и касалось это опять лично меня
