«Птахину», — резала глаза до боли родная кириллица.
Неожиданно я понял — даже мертвым Серега все равно остаётся полон загадок и неожиданностей. На задумки этот внешне скромный паренек был горазд всегда. Рафинированная интеллигентность его была скорее природная, а вот под маской внешней вежливости таился хладнокровно-расчетливый боец, умудрившийся переиграть многих.
Мне вспомнились его глаза в хранилище Чжао. Буквально за каких-то двадцать минут до Армагеддона он отобрал у меня еще позорно сомневающегося: «А надо ли?» флэшку со смертоносно программой.
А его лицо, когда он разнес из автомата экран, откуда вещал нам бывший хозяин системной сети, угрожая пытками плененных близких.
— Нет связи, — сказал тогда Серега сразу после короткой очереди, — По крайней мере, их не будут пытать. Флэшку! — глянула мне в глаза черная точка ствола, — Объяснения потом. Не дергайся, Птахин, голову не восстановишь…
Он всегда шел до конца, и планы его работали. Взять хотя бы его задумку с сыворотками перед последним боем — ведь никого не пожалел… Будь рядом я, а не Рубан, вмазал бы и мне прямо через штанину эту гадость с птичкой.
«Хотя почему гадость? — задумался я, — Все-таки это моя частичка, пусть даже и созданная подручным Чжао Андреем…»
При воспоминании этого мрачного персонажа неожиданно всплыла его тошнотворная методика, с помощью которой он меня «разгонял».
Вспомнился наш поединок, когда я впервые видел людей за стенкой лаборатории, почувствовал их эмоции и как они меня боятся.
— Тадах, — снова стрелял в остановившемся времени Андрей, и я опять глядел на кусочек свинца, сверлящий пространство в мою сторону.
Нашему мучителю тогда повезло. Запущенная мною дубинка вращалась по оценкам специалистов со скоростью вертолетного пропеллера, но досталось лишь его руке, хотя целился я в голову…
«Серега, Серега», — закончил я осмотр и вернулся к посланию.
Какая-то мысль останавливала меня сейчас от моментальных действий. Мысль или недоговоренность.
Или понимание…
«Конечно! — досадливо хлопнул я себя по ноге, — Он предполагал что может не пережить какой-либо ситуации. Птахину в случае моей смерти», — продолжил я то, что осталось-таки «за кадром», и все неожиданно встало на свои места.
Товарищ остался верен себе и напоследок все-таки выкинул этот фокус с посмертным посланием.
Решил не ждать и читать прямо сейчас, но на лестнице, ведущей на мостик, опять загрохотали шаги, и в такую беспокойную сегодняшнюю ночь ворвался Сашка Рубан.
