и финансово поддерживал их оппозиционную деятельность
[538].
Тем временем, чекисты стали раскручивать антисоветский заговор представителей Антанты и 1 сентября 1918 года в квартире де Вертамона в Милютинском переулке № 18 комиссаром ВЧК был проведён обыск, обнаружены зашитые в мебель шифрованные телеграммы, деньги, карты местности и взрывчатые вещества[539].
Один из сотрудников миссии де Вертамона, су-лейтенант Тессье тоже не терял времени даром. Согласно его рапорту, в ходе своего пребывания в Москве ему удалось встретиться с неким полковником «дружественной ему семьи». Этот полковник, по убеждению Тессье, служил в рядах большевиков не по своей воле, и «предвидел, что в кратчайшие сроки ему будет предложено командовать Красной армией, противостоящей чехословакам на русском Севере[540]». Пока же полковник оставался в Смоленске. Тессье продолжал, что «в тот день, когда ему было предложено командование Красной Армией, он приехал в Москву в свой 24-часовой отпуск и заверил меня в своём намерении присоединиться к чехословакам в северной части России, чтобы не принимать тот пост, который ему предназначен». В итоге предприимчивый французский лейтенант предложил полковнику принять командование, так как это давало ему возможность служить интересам Франции более эффективно, чем в рядах чехословацкой армии[541].
Тессье уверял, что командование полковником было принято и что он «получил обещание полной поддержки с его стороны, не только в части сообщений оперативных планов Красной Армии относительно противодействия чехословакам, но также любой помощи, которую он только способен оказать Франции»[542]. Что характерно, свою разведывательную активность Тессье пытался скрыть как от «недоброжелателя Иванова», так и от шефа, Анри де Вертамона.
20 сентября Лавернь передал телеграмму в Париж, что де Вертамона активно разыскивают[543]. Согласно приговору революционного трибунала Анри де Вертамон был объявлен врагом трудящихся и приговорён к расстрелу[544]. Сам де Вертамон вспоминал это так: «По окончанию пяти месяцев тайного положения я мог быть предан и продан большевикам, которые пытались меня арестовать, чтобы расстрелять. Мне удалось избежать «правосудия», но в течение месяца я был приговорен к смерти, за мою голову, которая искалась без передышки, была назначена цена. <…> Я смог вернуться во Францию, но меня уже считали мертвым и беспрестанно хвалили»[545].
Подводя итоги диверсионной деятельности Третьей Республики на территории России, посол Нуланс отмечал, что французы преуспели в уничтожении материальных запасов и продовольствия, предназначенных для снабжения немцев:
