.
Попытка усилить французские позиции в отечественной прессе, согласно пожеланиям Ланглуа, осуществлялась, в основном путём увеличения количества поступающих в адрес французского военного атташе журналов, газет и коммюнике, предназначенных для воспроизведения в русских изданиях. Тем не менее, подобные меры не приводили к желаемому результату[61]. Возрастающая роль и значение печати соответствовали духу эпохи: понимание того, что война не будет краткосрочной, актуализировало связи руководства ряда европейских стран с местными средствами массовой информации. Например, председатель Совета министров Аристид Бриан обеспечил себе поддержку Жана Дюпюи, главного редактора популярной газеты «Пти Паризьен» с целью организации пропаганды и включения крупного игрока мира прессы в общую систему управления информационными потоками[62]. Владельцы французских газет были весьма влиятельными людьми, так как пресса Третьей республики была тесно сомкнута с политическими кругами. По всей видимости, ориентируясь на её политическое значение и роль в обществе Франции, в мае 1915 года посол Морис Палеолог докладывал о проекте создания «Journal de Russie», ежедневной газеты, предназначенной, главным образом для высшего общества России, промышленников и коммерсантов. Её директором должен был стать Борис Суварин при полностью французском правлении. Основные темы издания: политика, экономика, коммерция, финансы, культура, светские новости[63].
Желание поставить и российскую прессу на службу Франции чувствуется в рапортах Жака Ланглуа: «Англичане сумели использовать прессу лучше нас»; «Их чрезмерные коммюнике, преувеличенные рассказы «от лица очевидца», газетная реклама английских усилий и существенной важности войск, введённых в бой на Западном фронте, заставляют русских верить, что британские войска оказывают нам колоссальную помощь, а ответственность за неподвижность нашего фронта лежит только на нас» — продолжает офицер связи[64]. Ланглуа, впрочем, преувеличивал эффективность пропаганды Альбиона, антианглийские настроения в России были широко распространены после эйфории 1914 года[65]. Подобное отношение к английским усилиям были вызваны не только «дипломатической ревностью», но и предвкушением будущего. Ланглуа замечал, что после войны Россия будет вынуждена импортировать товары первой необходимости и крайне нежелательно, чтобы она, «неверно оценив Францию сейчас», предпочла английские марки французским,
