. Это нельзя отнести к французскому союзнику: их отношение к России практически не претерпело изменений на протяжении Первой мировой войны, но к 1917-18 гг. превратилось в сплошной негативный слепок.
Примечательным с точки зрения описания «русского пространства» является письмо майора Шапуйи (непонятному адресату). «Вам надо бы, мой полковник, почувствовать русский менталитет в течение нескольких дней, чтобы убедиться в той истине, что эти люди в настоящий момент хотят варягов, как во времена Рюрика. Им нужна энергичная иностранная помощь, чтобы выбраться из этой лужи, из этой трясины. Без помощи союзных, я бы даже сказал французских, штыков Россия останется инертной массой»[623]. Русское пространство представляется Шапуйи неким «полем притяжения» к иностранному, европейскому основанию; а ещё точнее — остро нуждающимся в этом основании. Он отмечает: «Русские во все времена были безвольными, им нужен стальной стержень, образующий скелет статуи»[624]. Любопытным в этом контексте является ощущение положения России во франко-германском конфликте: французский журналист Робер Воше в сборнике очерков «Большевистский ад», привёл следующие слова посла Франции в России Жозефа Нуланса: «Россия не может спасти сама себя, ей, как и всегда, нужен иностранец. Она должна определиться между Германией и Союзниками…»[625]. В рапортах глав французской миссии также просматривается ощущение России как «второстепенного», неполноценного участника конфликта, не способного на самостоятельную позицию, но склонного примкнуть к какой-либо из «основных сторон». Так, Ниссель пишет: «Все русские согласны считать, что социальный порядок может быть восстановлен только при внешней поддержке. Если Антанта не предложит такой помощи, Центральные державы предложат ее, как только сочтут момент благоприятным. Так они обеспечат себе признательность, которая даст им в России преобладающее влияние»[626]. Что характерно, вынесенная в заглавие тема поиска Рюрика звучит не только в докладах представителей французской миссии. Ученик Поля Буайе Поль Блей, в одном русских писем замечал так: «Нынешнее отношение России к Германии напоминает мне призыв, произнесённый в 862 году, адресованный варягам от славян: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Придите к нам властвовать и всем владеть»[627].
Примечательно в данном случае не желание помочь (оно предельно объяснимо — отношение в Англии и Франции к событиям в России не было однозначным и целиком увязывалось с вопросом о влиянии революции на способность России продолжать войну), сколько попытка представить некий интеллектуальный взгляд на суть российской цивилизации. Принципиальная невозможность найти modus vivendi с большевиками по вопросу коалиционного взаимодействия толкала французов на попытки объяснить самим себе причины нежелания вести дальнейшую войну против немцев со стороны России и искать механизмы преодоления этой ситуации (интервенция — силами Антанты или в согласии с большевиками?). Так помимо военно-технической и экономической помощи, использовались и средства «морального воздействия». В качестве примера можно привести визиты в Петроград делегаций социалистов стран Согласия, как членов союзных правительств, так и левых депутатов парламентов. Левые социалисты Антанты в большей степени, чем социал-патриоты и правительства, были солидарны с русскими лидерами Советов в вопросе об официальном пересмотре целей войны, однако и они исходили при этом из интересов войны до победы
