Первушин, как все моряки и старпомы, — поборник точности, аккуратности и быстроты. От него не ускользает даже малейшая ошибка в докладе.
— Куда полторы секунды девали? — вдруг задает он вопрос вахтенному трюмному центрального поста. — Почему опоздание по команде? Выйдем в море — доложите обо всем лично.
— Делаю замечание, — слышится его голос. — Вы не только задерживаетесь сами, но и подводите других. Даю еще три минуты. Прибыть на мостик и доложить в чем дело!
Голос у него властный, немного простуженный — поэтому кажется сердитым. Но загорелое от крепких северных ветров лицо полно добродушия. У старпома всегда хорошее настроение. Сказать, что он спокоен, нельзя. К нему лучше подойдет слово «уверен». Это в его характере, пожалуй, самое главное.
На мостик продолжают поступать доклады…
А что происходит внутри?
В центральном посту, он под самым мостиком, — предпоходная тишина. Голубоватый мягкий свет. Чуть слышным пчелиным роем гудят работающие приборы. В штурманской рубке — множество карт. Они развешаны на переборках, лежат на столе, свернутые в трубку стоят по углам, ими заняты полки. Штурман лодки капитан третьего ранга Илья Золотарев склонился над столом. Первая, предварительная прокладка курса. Легкие карандашные линии ложатся на карту. Низ штурманского стола озаряется вспышками сигнальных лампочек — это горят индикаторы счетной машины, верной помощницы штурмана. Она всегда поправит штурмана, если тот ошибется.
Вахтенный рулевой неотрывно следит за репитером гирокомпаса, ждет команд. У экрана локатора хлопочет радиометрист.
Закончили проверку системы погружения и всплытия. Отрегулирована воздушная система. Принята расчетная дифферентовка.
В самом носу корабля — торпедный отсек. Здесь несут вахту подчиненные мичмана Крикуненко. Старшина Скворцов заканчивает последнюю проверку аппаратов.
Торпедное оружие к бою готово.
— Включить автоматы! — звучит очередная команда.
Дело теперь за электриками. Главный старшина Шинкарев одним поворотом доводит маховик до предельной черты. Погасла красная лампочка, вспыхнула белая на щитке. Это значит электрическая энергия ринулась по кабелям к механизмам лодки. Заработали приборы управления кораблем.
Но старшина не снимает рук со «штурвала» — так Шинкарев называет колесо маховика. Почему? «Так нравится мне, — отшучивается он. — Люблю я это слово — „штурвал“. Маховик — не то… Подам докладную на имя главного конструктора, чтобы это название изменил».
