Маленькая красная записная книжка | страница 37

– Сестра говорит, вам очень больно. Как ужасно, что вы так упали.

– Да, – шепчет она, но ее голос все еще срывается от усилий. Она пытается прочистить горло, но чувствует вибрацию в области таза и скулит.

– Все будет хорошо, вот увидите. Уверен, вы уже скоро встанете на ноги и сможете ходить.

– Я тогда-то не могла ходить, так что…

– Мы позаботимся, чтобы вы встали на ноги. Разве не так? Вам нужна какая-то помощь? Сестра сказала, у вас не было посетителей.

– Мой компьютер. Мне нужен компьютер, он в моей квартире. Вы поможете мне с этим?

– Ваш компьютер? Да, я могу это устроить. Если вы дадите мне ключи. Слышал, у вас в Швеции нет семьи. Есть кто-нибудь еще? Кому я могу позвонить?

Она фыркает и смотрит на него:

– Вы разве не видите, какая я старая? Мои друзья уже давно все умерли. Вы поймете, когда достигните моего возраста. Они все умирают, один за одним.

– Мне жаль это слышать.

Священник сочувственно кивает и смотрит прямо ей в глаза.

– Я несколько лет ходила на одни лишь похороны. Но теперь больше не хожу. Наверное, стоит задуматься о своих собственных.

– Мы все однажды умрем. Никто не сможет этого избежать.

Дорис молчит.

– И что вы думаете о своих похоронах?

– Что думаю? Думаю о музыке, наверное. И о том, кто будет. Если кто-то придет.

– Какую музыку вы хотите?

– Джаз. Мне нравится джаз, – улыбается она. – Будет здорово, если они сыграют жизнерадостный джаз. Чтобы все знали, что старая карга веселится на небесах со своими старыми приятелями.

Ее смех превращается в кашель. И в большое количество боли. Священник взволнованно смотрит на нее.

– Не волнуйтесь, – выдавливает она между приступами кашля, – я не боюсь. Если тот рай, о котором говорите вы, священники, действительно существует, будет здорово попасть туда и всех увидеть.

– Тех, по кому скучаете?

– И других…

– Кого вы больше всего хотите увидеть?

– Почему я должна выбирать?

– Нет, конечно же не должны. У каждого свое место в наших сердцах. Это глупый вопрос.

Она старается бодрствовать, но священник становится все более и более размытым, а его слова смешиваются воедино. В итоге она сдается. Голова заваливается набок. Он остается сидеть и рассматривает ее худое немощное тело. Ее седые локоны выпрямились после проведенных в кровати дней. Кожа между ними синевато-белая и сморщенная.

В больнице никогда не бывает темно. Свет от дверей, окон, читальных ламп из коридоров всегда предательски пробирается под веки. Как бы крепко она ни зажмуривалась, темнее не становится, хотя от этого напряжения век все равно невозможно уснуть. Тревожная кнопка находится возле правой руки. Она проводит по ней большим пальцем, но не нажимает. Стул, на котором сидел священник, теперь пуст. Она снова закрывает глаза. Пытается заснуть, но дело не в свете, а в шуме. Раздаются гудки, когда пациенты нажимают на кнопки. В ее палате кто-то храпит. Где-то вдали открывается и закрывается дверь. В коридоре кто-то ходит. Некоторые звуки кажутся ей интересными, пробуждают в ней любопытство. Например, лязг стали или звук пришедшего сообщения. От других крутит живот. Старики кричат, плюются и справляют естественные надобности. Она с тоской ждет утра, когда дневной свет и рабочая суета в отделении как будто поглощают самые худшие звуки. Она каждый день забывает попросить беруши, но не хочет беспокоить ночную смену.