Только бьются в этой тщеславной тишине, мечутся загнанные звуки скрипки на том семейном юбилее в Альбукерке, что обернулся мигом разлуки. Старик Рэндолл играет теперь ленноновскую мелодию «Дайте миру шанс». Он помнит, как с этим гимном «цветочных детей» юная Маргарет вступала в жизнь…
КОЛЬЦО ИЗ ТУСКЛОГО МЕТАЛЛА
«Я решила: если хочу стать поэтом, нужно поселиться именно там», — скажет через много лет Маргарет Рэндолл.
Там — это в нижнем Манхэттене, в шумных, не засыпающих ночью кварталах Гринвич-Виллидж, обители нью-йоркской богемы и тогдашних битников.
В конце пятидесятых Маргарет ютилась там в комнатушке, пристроенной к художественной галерее, где подрабатывала, грунтуя холсты, позируя живописцам, и писала стихи. Сначала это были подражания кумиру юного поколения Аллену Гинзбергу. Потом зазвучал собственный голос.
О политических симпатиях юной поэтессы знал весь город. ФБР не нужно было посылать к ней филеров — бери фотоаппарат и щелкай. Вот она на демонстрации солидарности с моряками корабля «Санта Мария», взбунтовавшимися против тирании в Португалии. Вот подписывает манифест артистического Нью-Йорка, осуждающий вторжение в залив Свиней. Опять демонстрация против строительства ядерных убежищ. И снова с мегафоном в руках там она, Маргарет Рэндолл: «Не верьте, люди! Ядерную войну в погребе не пересидишь!»
Романтические ветры юности заносят ее в Мексику.
Здесь нищета хуже, чем в Нью-Йорке. Отсюда пристройка к художественной галерее в Гринвич-Виллидж кажется дворцом. Маргарет работает акушеркой в бедняцких кварталах.
Борьба против социальной несправедливости становится для Маргарет призванием жизни. А оружием — печатное слово. Вместе с мексиканским поэтом Серхио Мондрагоном она редактирует знаменитый двуязычный литературный журнал «Эль-Корно Эмплумадо», тот, что стал духовным мостом между писателями-демократами Северной Америки и Мексики.
Журнал, конечно, не кормил — он сам существовал на пожертвования. Маргарет перебивалась уроками английского, переводила рисованные книжки — «комиксы», но на жизнь все равно не хватало. Статус иностранки обрекал на низкооплачиваемую работу. Трое детей подрастали, их рубашки ветшали, башмаки разваливались, а в семейном кошельке было больше счетов, чем монет.
Вот когда Маргарет решилась на этот шаг — приняла мексиканское гражданство. По законам это вовсе не обязывало ее отказываться от гражданства американского. Но американское консульство, что давно шпионило за «красной» поэтессой, почуяло: вот он, сладкий миг мщения! У Рэндолл отняли паспорт с лысым американским орлом, а с ним формально и родину. Началось линчевание мыслей.
