Ливанская усмехнулась: максимализм. Впрочем, в таком возрасте простительно. Она сама перегорела буквально пару лет назад. А до того тоже просиживала ночи в анатомичке, обложившись талмудами и препаратами[1], фанатично заучивая наизусть страницу за страницей.
Она чиркнула зажигалкой, глубоко затянулась — по телу прошла привычная теплая волна — и бросила:
— Валяй, спроси. Тебе же неймется.
Парень потянулся, без спросу взял ее сигареты и тоже закурил, сложив ладони лодочкой.
— Ну, считай, что спрашиваю.
— Двадцать пять. Я хирург в восемнадцатой. — Это была не совсем правда — ординатор второго года обучения.
— А у Веры Дмитриевны? — он выпустил из носа вонючий сизый дым.
— Библиотекой пользуюсь. Я не помню, как тебя зовут?
— Андрей. А тебя?
После прозвучавшего слова «хирург» в воздухе что-то ощутимо изменилось, и вместо естественного самодовольства в глазах парня загорелось едва скрываемое уважение. Что, пожалуй, было приятно.
[1] Анатомический препарат (от лат. Ргаераго — приготовляю) — вид наглядных пособий, материалом для изготовления которого служат настоящие ткани, органы и части организма человека и животных.
9 октября 2008 года. Четверг. Москва, Шереметьево 1. 22:40.
Ливанская открыла глаза и выпрямилась в кресле. Оказывается, она успела задремать. Девушка отодвинула шторку иллюминатора. За то время, что она проспала, самолет не тронулся с места, продолжая стоять боком к вывеске аэропорта. Врачи провели в Шереметьево уже больше шести часов: сначала их очень долго оформляли, дотошно проверяя выездные документы, потом они ждали, когда на борт загрузят оборудование — гуманитарную помощь, щедрый дар Российского здравоохранения (по слухам, куда более щедрый на бумаге, чем в действительности).
— Давай знакомиться, — в пустующее соседнее кресло плюхнулся высокий, тощий, как жердь, африканец. Интеллигентный и приятный, с усиками, в очках с тонкой оправой. — Я Муки.
Он бросил на пол битком набитую спортивную сумку и протянул ей ладонь. Девушка ответила на рукопожатие и приветственно кивнула:
— Патрисия, — но тут же запнулась и поправила себя, — Патрисия Ливанская, — совсем уже ни к чему добавила: — Патрисия Яновна. Но можно Рита. Приятели так зовут… — и совсем сбилась, — в институте звали.
Мужчина окинул ее насмешливым взглядом:
— Нервничаешь? Первый срок что ли?
Та сконфуженно кивнула:
— Да. Это так заметно?
— Первый раз все такие серьезные, — Муки беспечно улыбнулся, сверкнув ослепительно-белыми зубами, и откинулся на спинку сиденья. — Как тебя угораздило сюда попасть?
