На улице его догнал портье.
— Вы не взяли деньги, забыли, — сказал он. — Жили лишь одни сутки…
— Я не забыл, я вам оставил.
— Благодарю вас. — Портье замялся и тихо, торопливо добавил: — Желаю вам добраться. Тут будет плохо. Очень плохо…
— До свидания, — сказал Аркадий Павлович. — Может, еще и увидимся.
— А вы как поедете? — спросили на станции, обещая вскоре выполнить приказ об отправке пульманов.
— Поеду с грузом.
— К пассажирским цеплять не станем. Будет товарный состав.
— Ничего. Есть тормозная площадка.
— Тогда следите. Возможно, отправим в течение часа.
Но ничего не произошло ни в течение часа, ни в течение двух и трех часов.
До вечера с платформ и прямо с путей в поезда грузились военные и штатские люди с железными ящиками на замках и перевязанными бечевкой кипами бумаг. Весь день высоко над станцией летали немецкие самолеты-разведчики. Тогда оглушительным лаем начинали бабахать зенитки. В синеве неба маленькими белыми облачками разрывались их снаряды. Станцию не бомбили. Глухое уханье взрывов доносилось издалека. Вероятно, подумалось Аркадию Павловичу, немцы догадываются, что прифронтовой город покидает гражданское население, щадят детей и женщин.
Лишь к ночи, когда остывшее солнце скатилось за горизонт, три пульмана прицепили к товарному составу, среди вагонов которого оказался и жесткий пассажирский.
С тормозной площадки Аркадий Павлович наблюдал, как чумазый сцепщик накидывает на вагонные крюки тяжелые петли. Вынырнув из-под буферов, он отошел в сторону и, подняв руку в брезентовой, будто обрубленной, рукавице, заливисто засвистел. Коротким, оборванным гудком отозвался паровоз. Вдоль состава прогремели натянувшиеся сцепления. Понемногу убыстряя ход, поезд двинулся на восток. Уплывали станционные постройки. Открывшееся небо за горизонтом затухало желто-зеленым отсветом. Все ярче загорались звезды. Повеяло прохладой. Южная ночь не сулила тепла.
Аркадий Павлович надел пальто и застегнулся на все пуговицы. Подняв воротник, он уселся на откидное кондукторское место. Начинало продувать. Он втянул голову в плечи и засунул руки в рукава пальто. Все-таки было удачей — в первый день военной неразберихи вывезти груз казавшегося никому не нужным театра!.. Если так пойдет дальше, в Ленинграде он будет через неделю. Ну а там? Не затянется же эта война надолго. Вытащив руку, нащупал бумажник, где лежали по форме составленные документы. Груз его именовался срочным.
С утра пригрело поднявшееся солнце. Невольный проводник пульманов задремал, приклонив голову к торцовой вагонной стене. Несмотря на неудобство, сон взял свое. Проснулся Аркадий Павлович от толчка и громкого лязга столкнувшихся буферов.
