В двенадцать часов из уличного репродуктора он услышал о том, что началась война.
Первой мыслью, лишь только он осознал случившееся, было не беспокойство о себе, оторванном на тысячи километров от Ленинграда, вдали от жены и товарищей по работе, невдалеке от новых границ, а как же быть с тремя пульманами, что, приготовленные к разгрузке, стояли на товарной станции.
Необходимо было немедленно связаться с Ленинградом. До начала гастролей труппа разъехалась в отпуск, но директор театра оставался в городе. Аркадий Павлович заспешил на телефонную станцию. В зале междугородных переговоров увидел толпу взволнованных людей. Пробившись к окошку заказов на переговоры, узнал, что дозвониться до Ленинграда нет возможности.
Какой смешной и нелепой показалась теперь посланная им вчера телеграмма домой.
Аркадий Павлович уже знал, что принятые им ночью за стрельбу на учениях отдаленные взрывы были первыми бомбами, сброшенными на предместья города. Понятным стало и то, что ничего другого, кроме приказа от директора театра возвращаться с грузом домой, он услышать не мог. На телеграфе удалось отправить молнию, что именно так он и намерен поступить. Послал телеграмму и Лидуше. Просил не беспокоиться — он скоро вернется.
Во втором часу дня Аркадий Павлович был уже на вокзале. Что-то ему там напомнило сумятицу дней гражданской войны. Стоявший у платформы состав с разномастными вагонами осаждали женщины с детьми и немногие провожавшие их военные.
В какой-то допотопный вагон с мягкими купе, с дверьми, открывающимися из каждого купе прямо на платформу, втискивались старухи, матери с младенцами на руках. Энергично действовали мальчишки-подростки. Старый вагон трещал под людским натиском. То же происходило возле жестких вагонов. С перрона в окна передавали напуганных малышей. Вслед за детьми совали чемоданы и наспех собранные тюки. Оклики и громкие наставления женщин смешивались с детским плачем. Какая-то девочка лет шести с полукруглой гребенкой в коротко подстриженных волосах крепко обхватила шею державшего ее на руках майора. Растерянный, он старался разнять цепкие ручонки. От неловкого его движения гребенка выскользнула из волос, упала на перрон и сразу же была с хрустом раздавлена ногами. Девочка отпустила шею отца и, громко плача, повторяла:
— Гребенка!.. Гре-бе-енка!.. Моя гребенка-а-а!..
Мимо пробежал распаренный дежурный в красной фуражке.
— Посадка заканчивается!.. Заканчивается! — хрипло выкрикивал он. — Поезд отправляется!..
