Это был их второй рейс на передовую в ту ночь. Огонь противника не ослабевал. Сжимая пакетик в кармане, Белович верил, что это он хранит их. Смехотворная, конечно, мысль, но тогда было именно так… А ведь он не боялся смерти. Нет, увидя ее рядом, наверное, не оказался бы картинным героем. Но он попросту не думал на войне о смерти. Почти все четыре года…
В ту памятную ночь ему, однако, порой было не по себе. Помнится и то, как водитель, оставив машину, пошел с ним вместе на командный пункт. Он спросил шофера, зачем тот идет с ним. Шофер ответил просто: «Не могу быть один». Белович понял. Одному было еще хуже. Да, «индивидуальный пакет». Потом он долго хранил этот пакет, перевозя его с собой с места на место. Куда же он делся? Где-то пропал…
Будто отвечая охватившим его воспоминаниям, Зина сказала:
— Я тогда так боялась за вас! Была бы верующей — молилась бы. Но я все думала, думала о вас, и вы вернулись.
— Спасибо, Зина, — очень тихо проронил Белович.
Неожиданно она заговорила совсем о другом. Рассмеялась, наклонила голову и снизу игриво заглянула в глаза бывшего начхима.
— А помните елку? Как было хорошо, да? И войне, казалось, уже вот-вот конец.
— Разумеется, помню. Но я так не думал.
— Когда клеили игрушки, мы с вами пели.
— И это запомнила?
— И это. И еще другое.
Он насторожился.
— Что?
— Так. Ни к чему сейчас. Не скажу.
Зина умолкла. Молчал и Белович. Тень от густо разросшейся акации, под которой они укрывались от солнца, потянулась в сторону станции. День клонился к концу. Загустела синь неба. Так же молча Зина положила на руку Беловича свою легкую руку. Он почувствовал ее тепло и, кажется, услышал, как бьется Зинино сердце. Сидел не шелохнувшись, боясь потревожить ее. Понял, что Зину сейчас охватили воспоминания о том предновогоднем дне. А он? Мог ли он позабыть те удивительные минуты, то тепло, почти домашнее тепло, которого он не знал с полузабытого детства… Не поворачивая к нему головы, Зина вдруг сказала:
— Вы ведь ничего не знаете, Владимир Акимович. Не знаете?
Он слегка пожал плечами.
— О чем ты, Зина?
— Не знаете?
— Возможно.
В ней боролись два чувства. Смолчать или открыть ему свою тайну?
— Сказать? Хотите?
Он недоумевал. Зина наклонила голову и смотрела вниз, на запыленные носки своих аккуратных сапожек. Забрав руку, она сцепила пальцы и положила руки на колени.
— А вы ведь мне нравились, Владимир Акимович, так нравились!.. — внезапно выпалила Зина.
Он был ошарашен. Не поверил своим ушам. А Зина, уже с какой-то решительной отчаянностью, продолжала:
