— Вот и все. Теперь-то уж расстаемся. Теперь навсегда. Спасибо вам за все, Владимир Акимович.
Он пожал плечами.
— Пустяки. Есть за что!
— Нет, есть, — упрямо продолжала Зина. — Очень даже есть за что. — И повторила: — Еще как есть! Знаете, вы какой?
И так как Белович не знал, добавила:
— Вы хороший.
— Думаешь?
— Знаю.
Он рассмеялся. Рассмеялся потому, что стало отчего-то очень радостно. Скорее всего, именно оттого, что Зина считала его хорошим. Но чем же он хорош? Что, собственно, значило в ее устах это определение?
— Понимаешь, — чуть помолчав, заговорил он. — Я ведь никак не надеялся, что доживу до этих дней… Вот, до победы. До возвращения домой. Поверишь, и не думал как-то беречься. Да разве и возможно бы было… И надо же! Провоевать четыре года начхимом! Абсурд!
— Какой абсурд?
— Ну, иными словами, нелепость. Черт знает что такое!
— Какая же нелепость, Владимир Акимович, вы же были там, где вам велели.
— Да, так получилось. И все-таки… Начхим! Генерал без войска. Что-то вроде нахлебника.
— Неправда! — Зина сердито сдвинула брови. — Вы еще как воевали! Помните, на Висле! Все сидели в трех километрах от передовой, а вы один все время туда и сюда. Как вас дожидались, чтобы узнать, что там… И все, наверно, про себя думали: а вдруг не вернется?.. Помните, какой вы приходили промокший, а сапоги!..
— Больше некому было, Зина. Остальные при деле. Вот и посылали меня.
Но она не обратила внимания на его слова и говорила, как бы думая вслух:
— Мог бы и не вернуться… Я вам дала индивидуальный пакет. Вы еще не сразу поняли, спрашиваете: «Зачем мне?» А я: «Так, на всякий случай». Забыли?
Нет, он не забыл. Он хорошо помнил ту ночь на Висле. Штаб располагался в деревушке чуть поодаль, а он трясся на полуторке (другой машины не нашлось) с очередным приказом к переправе или с донесением назад, в штаб. В кармане вымокшей шинели он сжимал запечатанный в пергаментную бумагу пакетик — плотно скрученный бинт. Он не верил в его спасительную силу в случае ранения. Скорее считал его оберегающим от беды счастливым талисманом: ведь пакетик вручила ему Зина… Машина шла сквозь туманную сырую мглу. Ничего не виделось к на расстоянии пяти метров. Непонятно было, как не сбивался с дороги солдат-водитель. Где-то совсем рядом с ними шлепались и, взрываясь, ухали немецкие мины. Ударной волной выбило боковое стекло. Потом осколком пробило крышу кабины, и на колени Беловича потекла вода. Но их с шофером даже не поцарапало.
