Наш Калиныч | страница 46
Солнце пригревало по-весеннему ласково. В кустах неугомонно тараторили пичужки. В дальнем лесу голосила кукушка. По обочине дороги раскрылись головки желтых цветов. В ноле справа и слева мужики посвистывали, понукали лошадей — пахали колхозную землю. «Вот и мой бы Егор ходил за плугом аль сел на трактор. Ну-ка, что я натворила: сама себе жизнь разбила и детей сиротами оставила!..»
Гость из Москвы был не кто иной, как Михаил Иванович Калинин, приехавший в свою деревню проведать родных. Отдохнув с дороги и посидев на террасе, за самоваром, вышел он под окна, где его уже ожидали сельчане. Сел на широкую завалинку в белой рубашке при галстуке, в жилетке, без пиджака. Мужики знали: если Михаил Иванович не переодевается, не берет в руки топора или лопаты — приехал ненадолго, значит, в Кремле ждут его неотложные дела.
Тут Глафира Рябинкина и нашла его. С ходу бух в ноги. Калинин не терпел, когда перед ним унижались люди, сердился.
— Что же это такое, икона я вам? Божий угодник? Или, по старинке, волостной пристав?
Глафира, не вставая с колен, заплакала.
— Ну, ну, в чем дело? — Он поднял женщину. Руки дрожали, глаза за стеклами очков посуровели.
И девочка Таня, жалея мать, заплакала.
Из дома вышла сестра Калинина. Взяла она девочку за руку и увела на террасу. Там посадила за стол, налила чаю. К блюдцу положила пряник и конфетку.
Глафира Рябинкина мялась: при посторонних не могла быть откровенной. Калинин переглянулся с мужиками. Те поняли, оставили их на время.
— Из Поповки я, Михаил Иванович. Мужа моего, Егора Саввича Рябинкина, посадили в тюрьму на два года. Что я буду с детьми делать! Скоро четвертого рожу. Кто трудодней в колхозе наработает? Чем жить? Сейчас сердце-то у меня кровью облилось: иду дорогой, а в полях пашут. Земля все в свое время требует. И я по весне определилась в звено льноводов, да и отстала. Вам известны наши деревенские хлопоты и заботы. На себя хоть руки накладывай. Так бы и было, да вот дети…
— В чем же ваш муж виноват? За что его осудили? Когда?
— Прошлой неделей судили и тут же в тюрьму. Ведь как у нас расправляются? Пришел суд, садись на скамью. «Было ли за тобой то-то и то-то?» — спрашивают. А как же не было! Не отмолчишься, свидетели выставлены.
— За что же вашего мужа судили? — не отводя пристального взгляда от женщины, опять спросил Калинин.
Глафира, растирая по лицу слезы, комкала в руке платок, кусала до крови губы:
— Я виновата во всем, Михаил Иванович. В майские праздники шибко побил он меня, пьяный. В то время надо было стерпеть, такая наша женская доля, а я погорячилась, побежала в милицию. Его и посадили за решетку.