— Так-то оно так: только во всем господня воля… Бог всякую неправду и с богатых взыщет.
— В революции, Егор Кузьмич, мы на бога не надеялись. Ждали бы его помощи — и посейчас эти поля и леса были бы не наши.
— Поля-то стали наши, Михаил Иванович, да уродят ли они хлебушко. Сои мне виделся — помолиться бы с водосвятием.
— Упорствуешь, только понапрасну. Своим детям голову не забивай. Пойдут они в школу, там другое им будут говорить.
— Пошли уже.
— Ну вот. Учителя по-научному им будут объяснять об урожае хлебушка, а ты им свое — что во сне тебе видится.
Егор Кузьмич поговорил бы и еще, да въехали в большое село Почапки, а там несчастье: молнией оглушило девочку. Лежала она у дороги навзничь, почерневшая. Рядом с ней — опаленное огнем дерево. У ног девочки ползала мать. Обезумевшая, она не знала, что делать. Побежали за лопатами, чтобы зарыть девочку по пояс в землю, отчего будто бы «молния отделится».
— Не надо этого, — подоспев, сказал Калинин.
Увидев Михаила Ивановича (во всей округе его знали в лицо), люди расступились. А он сбросил с плеч намокший плащ, быстро переложил девочку на ровное место вверх лицом и стал делать ей искусственное дыхание.
— Вы, мамаша, не плачьте, не убивайтесь. Девочка ваша будет жить, будет, — утешал он.
— Она уже мертвая, мертвая! — причитала женщина.
Девочка долго лежала пластом, а потом тяжело вздохнула раз, другой, простонала и открыла глаза.
Михаил Иванович велел матери поскорее собираться с девочкой в кашинскую больницу.
Егор Кузьмич перепоясал кушак на себе, перепряг лошадей покороче, и по зыбкой дороге поехали дальше. Теперь конюх правил лошадьми с облучка, а рядом с Михаилом Ивановичем сидела женщина с девочкой на руках.
— Дай вам бог здоровья… — шептала она. — Откуда вы только взялись?.. Кто послал?.. До нас ли вам дело!..
Калинина такие разговоры обижали. В другой раз он, может, и рассердился бы, а тут не хотел огорчать убитую горем женщину. Только сказал:
— Зачем вы так говорите?.. Погоняй-ка, Егор Кузьмич!
А конюх и без того прилежно размахивал кнутом. От лошадей шел легкий пар. На колеях тарантас бросало из стороны в сторону. Лошади перешли было на обочину, но сразу сбавили ход: колеса врезались в луговину.
— Вот спеши, а время само набегает, — оправдывался Егор Кузьмич.
Говорил он в оправдание одно, а думал, борясь со своей совестью, другое: «Спас Калинин умирающую девочку. Совсем она была головешка. В таких случаях испокон веков обращались за помощью к богу. А он, глядь, по-своему…»
