На последней фотографии Мэллори и Ирвина, сделанной Ноэлем Оделлом 6 июня 1924 года, они очень похожи – не разберешь, кто справа, а кто – слева. Ирвин стоит спиной, он узнаваем по дурацкой панамке – у Мэллори такой не было, а Мэллори – лицом, которого все равно не видно из-за кислородной маски, его можно опознать по характерному узкому пиджаку с торчащими фалдами – но насколько надежно такое опознание, насколько можно доверять шапке и пиджаку в плане идентификации личности? Нельзя – и уверенность Келли базировалась еще на одном доказательстве, которым обладал только он, и которое, сложившись со сном и фактом отсутствия фотографии, стало основополагающим в безумно выглядящей теории англичанина. У Келли, как у любого фанатика, было некоторое количество личных вещей Мэллори – в основном автографов, поскольку писем Джордж писал огромное количество, и они регулярно всплывают на различных аукционах и в частных коллекциях; письмо, о котором идет речь, Джордж Мэллори написал Стелле Кобден-Сандерсон в начале марта 1924 года, а у Келли оно появилось в начале 2009-го – он купил его у пожилой леди, чья мать дружила со Стеллой в начале века. Письмо никогда не выставлялось на аукционы (хотя стоило немало) – и потому Келли, по сути, оказался единственным его владельцем, важность же письма заключалась в том, что, возможно, именно на него ответила Стелла за несколько недель до трагического восхождения, и именно этот ответ Джордж Мэллори хранил у сердца в своем последнем путешествии, и именно его – в соответствии с теорией Келли – передал Ирвину, чтобы обмануть рок. В письме к Стелле Мэллори не говорит о каких-либо чувствах, помимо дружеских, хотя по общему тону хорошо ощущается, что определенные отношения между ними некогда были и, возможно, продолжаются; альпинист кратко рассказывает о своих планах и задает вопросы относительно здоровья и благосостояния семьи Стеллы. Но в конце Мэллори, видимо, почувствовал, что письмо получилось чрезмерно сухим, искусственным, и добавил в постскриптуме несколько слов о том, что его тревожило по-настоящему, без обиняков и иносказаний. Он написал Стелле о своей твердой уверенности, что гора не пустит его, Джорджа Герберта Ли Мэллори, отвергнет его, и любой другой альпинист, даже со значительно более слабой подготовкой, имеет больше шансов добраться до вершины, чем он – ведущий скалолаз мира, человек удивительной воли и энергии; он почувствовал сопротивление горы еще в 1922 году – будто она не хотела, чтобы он стал первым, не хотела, чтобы он притаптывал своими шиповаными ботинками ее девственный снег, и находила всевозможные предлоги для того, чтобы заставить его спуститься, – и если бы он не сдался, то она убила бы его, лишь бы не пустить на вершину. Но все равно, писал Мэллори, я не сдамся, и мы посмотрим, кто из нас сильнее – я, человек, или она, гигантская гора, высочайшая точка планеты, и я попытаюсь обмануть ее, обойти, я притворюсь кем-то другим, лишь бы стать первым, и не важно, удастся ли мне вернуться, или гора все-таки нанесет мне удар в спину. Это странное иносказание о ком-либо другом Келли интерпретировал в буквальном смысле, предположив, что в тот день, 6 июня 1924 года, Мэллори вышел из палатки в полной экипировке Ирвина, а Ирвин – в экипировке Мэллори, и единственный элемент, который остался на своем месте, был – фотография Рут; Ноэль проснулся на несколько минут позже напарников и увидел их уже в полных костюмах, потому опознал Мэллори и Ирвина сугубо по характерным деталям одежды, так и подписав последнюю фотографию; он же мог гарантировать, что два дня спустя, 8 июня, оба были еще живы, хотя выглядели для Оделла крошечными козявками, скрывающимися в тучах.
