— Нет осуждения тем, которые во Христе живут…
Но, встретив насмешливый взгляд Медведева, не договорил.
Допросили его тут же. Он пытался выдать себя за демобилизованного солдата — документы у него были в порядке. Но очень скоро убедился, что разоблачен. Да, он сотник петлюровского войска. Фамилия его Будяк. Прибыл на связь. Сюда должен явиться из Одессы некто Орел. Фамилия это или кличка — он не знает. Задача: подготовить базу для приема из-за границы группы боевиков во главе с известным петлюровцем Моравским. А скит этот давно используется как место встреч — удобно, никто ни о чем не спрашивает и все помогают: Советскую власть тут не любят.
Будяк сообщил кое-какие интересные подробности. У французов вдоль границы от Аккермана до Нападова размещено одиннадцать так называемых информационных пунктов. Поначалу петлюровцам в переправе отказали. Представитель французского генерального штаба с презрением обозвал петлюровщину аферой и не дал ни денег, ни документов. Пришлось руководству изрядно поунижаться в Париже, прежде чем французы согласились предоставить петлюровцам последнюю возможность оправдать доверие и затраченные на них средства.
Будяка вместе с Амвросием отправили в Одессу. Медведев пока остался в Балте. чтобы заняться судьбой заживо похороненных людей.
Чекисты вывели из скита на поверхность всех. Повели к трапезной, где Медведев хотел устроить общий разговор. Толпа шла со стенаниями и проклятиями, как на заклание. Разговора не получилось — эти люди не слушали никаких увещеваний. Они только истово крестились и то и дело запевали свои гимны. Даже когда чекисты обнаружили рядом с кельей старца вместительную подземную кладовую и показали его пастве огромные запасы всяческой снеди, бочки первосортного вина, два сундука, наполненных нательными крестами, кольцами, серьгами, золотыми монетами — имуществом умерших, — это не произвело на скитских никакого впечатления.
В ответ на все аргументы они вопили, что Амвросий святой, а Иннокентий — сын божий. Беззубый старик, которого, видимо, слушались остальные, поднял руку, и все мгновенно утихли. И тогда, трясясь, он прокричал:
— В геенну, в геенну! На святого руку поднимаете! Иннокентия отруили, в склеп заковали, а господь через три дня узяв его до себя!
Торжествующий рев толпы покрыл эти слова.
Медведев смотрел на этих несчастных людей, лишенных всего человеческого, и сердце его разрывалось от боли. Сколько раз за годы его работы вставала перед ним проблема человеческой судьбы! И не придуманное, не навязанное, а органичное для него чувство ответственности за чужую жизнь начинало терзать и требовать. Возвратить человеку человеческое! Разбудить в нем чувство собственного достоинства и долга перед обществом. Разве это не вернейший путь к тому, чтобы лишить контрреволюцию всякой опоры, всякой базы?!
