От грома труб звенит в ушах.
— Ты величайший герой, Атрокс! — шепчет Гай. — Куда бы ты не пошел, я пойду за тобой!
— Я бы пошел домой.
Ему все равно. Он даже не слышит. Мимо него гарцуют чудесные кони, все в перьях и славе. Золото слепит глаза. И пурпур знамен куда алее пролитой крови, даже своей. Длинноногие жирафы, верблюды, шакалы и тигры… тигры в клетках. За ними пленные в клетках. В той, что побольше — дочери царя, в той что поменьше — сыновья… мало осталось сыновей, было семеро, осталось двое, малолетних детей… За ними сам царь, когда-то великий Массиниса, теперь просто безымянный сутулый старик, чем-то неуловимо похожий на старого Маэну, у него дрожат руки и еще больше дрожит голова на тонкой шее. Он затравленно озирается по сторонам, и толпа приветствует его громкими криками. Толпа рада видеть побежденного царя.
За царем еду я, и толпа приветствует меня тоже.
Разницу сложно углядеть — сегодня удачный день, и они рады всем.
Но мне плевать.
Сегодня я — бог! Четверка белоснежных коней вышагивает степенно и ровно, алая тога спадает тяжелыми складками дорогого шитья, и густо намазано алым лицо, озаренное гневом. Золотой венок над моей головой, и ликторы с фасциями — за спиной.
— Аве, Атрокс! — неистово ревет толпа.
— Ты всего лишь человек, ты смертен, — шепчет раб на самое ухо.
И я смеюсь.
Я бог, сам Юпитер. Я император. Всего лишь на день, всего лишь фарс — кому знать это, как ни мне. Но все же, капля ургашской крови не дает мне быть до конца человеком. Кому знать, как не мне — я бог!
Моя армия вступает в Илой, проходя в деревянные врата, очищаясь от скверны прошлых побед. Мы вступаем… Большой Цирк, Боариум, Велабр меж крутых склонов Палатина и Капитолия, Илойский Форум и храм Диоскуров… Нет, меня уже давно не повергает в трепет их величие. Я проезжаю мимо. Я вижу узкие грязные улочки, прихотливо петляющие, упрямо карабкающиеся вверх, к роскошным дворцам. Я видел улочки более прямые и чистые, я видел дворцы… я видел многое. Двадцать лет…
Я устал.
Жара. Краска едва не течет по лицу и по спине течет пот. Еще немного, и шерстяная триумфаторская тога промокнет насквозь. Жара и скука. Голова трещит от рева толпы. Скорей бы закончилось…
— Ты смертен, — шепчет раб.
Я киваю — воистину так. Я смертен. Если не жара, то грохот и вопли добьют меня.
Мне еще предстоит заколоть белых быков, как будто без них я пролил мало крови. Не так, все не так. Даже имя мое потом в списках запишут — Олинар Атрокс Кадарский. Буду долго смотреть и не верить — неужели это мое имя? Да, теперь еще и Кадарский, в честь побед в северном Кадаре и Самате. Когда-то я был Олианар Райгак… Совсем чужой триумф.
