Он же не живой. Не живой!
Как такое возможно?
Вчера, когда Сережка полез зачем-то на крышу, свалился и расшиб коленку до крови, дед подбежал первый, подхватил, принялся гладить бережно и тихонько гудеть, словно баюкая: "уу-у, уу-у." Валентина даже не стала мешать. Промыла и намазала зеленкой лишь потом, когда Сережка успокоился.
А сегодня он с дедом, с самого утра, пускал самолетики.
— Валь, а Валь! Ну-ка, поди сюда, — окликнула баба Маша от ворот.
Валентина насторожилась, в хорошие новости что-то не верилось.
— Валь, а ты это… — баба Маша пожевала губу, все заглядывая куда-то Валентине через плечо. — Ты знаешь, на кладбище-то могила твоего отца разрыта… ага… и гроб, ну… поломан весь. И тела нет.
Нет тела… Очень захотелось рассмеяться, сказать, что вон оно, тело-то… но вдруг стало страшно. Как в первый день. И вроде как привыкла, но когда так…
Вдруг пришло понимание, что все по-настоящему. И надо что-то делать. Теперь не спрячешься, не скроешь, не отвернешься и не сделаешь вид, что не знаешь ничего.
Только сказать нечего. Знала ли она?
Неловко дернула плечом.
— Ты, это, Валь… ты, ну… этот твой, он же… — баба Маша охнула и побелела вся, начала креститься. — Он же упырь, Валь! Он же упырь… Ты гони его, слышишь? Гони его прочь!
Как же его прогнать? Он же отец. Пусть мертвый, но отец. Он любит их, помогает… и Сережке с ним так хорошо… Как же прогнать?
А они привели священника.
Соседи собрались и привели. Толстого, бородатого, с кадилом и бадейкой святой воды. Он устало поглядывал из-за забора, явно не веря в оживших мертвецов. Но ему хорошо заплатили, отчего бы не окропить…
Валентина сначала не хотела пускать, но потом испугалась. Не попа, конечно, и не соседей… хотя соседи ее саму со свету сживут, если не пустит. Затравят.
Но даже не их… Господа испугалась… Виданное ли дело?
Боже ж ты мой…
Отперла дрожащей рукой.
Вот и все. Казалось, сейчас поп прочтет молитву, водой святой брызнет и дед упадет… замертво… его снова похоронят. Валентина поняла, что не хочет. Это значит — потерять его снова, а она как-то уже привыкла и смирилась, что дед теперь такой… Путь лучше такой.
Но куда уж…
Все, значит. И не поделаешь тут ничего.
Только бы дед сопротивляться не начал.
Дед не начал. Его вообще мало волновал подошедший священник. Он как сидел на скамеечке у дома, рядом с внуком, так и остался сидеть. Безразличный.
— Сереженька, иди в дом.
— Мааам…
Но все же послушался.
— Это и есть ваш покойник? — хмуро спросил священник, в голосе явно мелькнул сарказм.
