Дед даже не заметил, он сидел неподвижно, глядя в одну точку, словно высматривая что-то вдали. Зачем Валентина его выгораживает?
— У него, знаешь… — сказала шепотом, — голова немного не в порядке. Ты уж не обижайся.
— Голова?
— Угу.
Больше всего Валентине сейчас хотелось, чтобы соседка ушла… хотелось посидеть в тишине и поплакать. Страх вдруг прошел. Остались лишь раздражение и усталость.
— Слышь, Валь… а как на отца-то твоего похож, на покойника… земля ему пухом…
— Похож, — уверенно кивнула Валентина. — Братья ж…
— А, ну да…
Но что-то не давало бабе Маше покоя, она все приглядывалась.
— Валь, а это… откуда он?
— Оттуда!
Валентина поняла, что еще немного и сорвется, устроит истерику. Баба Маша глянула осуждающе.
— Вот только еще одного дармоеда тебе не хватало, — она трагически прицокнула языком. — И так два пацана голожопых на шее, мужик неизвестно где шляется, так еще этот…
А этот вдруг повернулся, уставился на бабу Машу невидящими глазами и зарычал.
Больше соседи Валентину не беспокоили. Не приходили. Они останавливались на улице за воротами, стояли, смотрели, иногда обсуждали что-то между собой, но заходить не торопились… да и просто поздороваться не торопились тоже. Пару раз Валентина пыталась окликнуть сама, ей вежливо отвечали, но тут же находили какие-то не отложные дела. Выходя за ворота Валентина чувствовала на себе косые взгляды и напряженную тишину.
Волновало ли это ее? Пока, пожалуй, что нет, и без того хватало забот. Двое маленьких детей, не до того…
С деньгами, вот, было плохо.
Муж, еще до рождения Мишки, уехал на заработки в Ростов. Первую неделю звонил каждый день, говорил, что страшно скучает, потом реже… потом раз в неделю посылал эсэмэску, а потом и вовсе тишина. Долгие гудки в трубке. Валентина пыталась звонить сама, но он не брал. Деньги Валентина получила лишь раз, да и то…
Зато дед помогал. И до того, как заболел, и теперь…
Теперь тоже он играл с Сережкой, носил от колонки воду, подметал дорожки, поливал и полол огород, даже достал где-то зеленую краску и начал красить забор. Валентина смотрела на все это…
Не знала, что думать.
Дед ничего не ел и не пил. Ни разу. Не говорил. Двигался очень медленно, словно во сне, размеренно, плавно. Не спал. Но привычную работу делал хорошо, уверенно.
Валентина в конце концов смирилась, пусть… Если от живого мужика помощи нет, так хоть…
Плакала по ночам.
А Сережка его очень любил и, кажется, видел и понимал что-то такое, чего не могла понять мать.
