Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал «пассажиров», то бишь покупателей.
Трое темнолицых людей — не то туркмены, не то узбеки — уволакивали коробки с аппаратурой: два телевизора, видеодеку, игровой компьютер и «балалайку» — так именовался кассетный магнитофон.
Помогал им Шарнир — шестерка Мордашки, отлавливающий клиентов у комиссионного магазина и поставляющий за оговоренный процент покупателей патрону.
На случай последующих заказов Мордашка отдал покупателям свои визитные карточки мелованной бумаги, где его социальный статус обозначался правдиво: «сторож». Но и двусмысленно…
Проводив Шарнира и «пассажиров», прошли в комнату. На столе — пачки денег.
— Ничего себе… — оценил Дробызгалов.
— Да так, — отмахнулся Мордашка. — Навара две штуки с хвостиком. Ударчик.
— Поделись, — проронил Дробызгалов.
— Не, — ухмыльнулся Мордашка. — Это из моих сребреников иудиных… Кровное.
— Так, — произнес Дробызгалов, оглядывая заставленную коробками гостиную. — А я к тебе с тухлыми новостями, Мишель.
— Иного и не ожидаю, — рассеянно отозвался Мордашка, ссыпая деньги в полиэтиленовый пакет.
— В общем… конец нам, — сказал Дробызгалов. — Обоим.
— Чего? — посерьезнел Мордашка.
— Дело с Грушей и гоп-компанией его прокуратура крутит.
Ну, а по показаниям ты в деле, прокурор настроен непримиримо…
— Хрена себе! — воскликнул Мордашка. — Вы ж меня сами…
— А им плевать, — резко оборвал его Дробызгалов. — Давлю на шефа, а он с прокуратурой ссориться не желает… Да и тебя шеф не очень-то жалует. Зажрался, говорит. Пусть посидит на баланде.
— Так какого я на вас пашу…
— А такого! — Дробызгалов ощерился. — Если бы не работал на нас, давно бы куковал. А так — влепят по минимуму.
— Как это влепят! — изумился Мордашка. — Как это?… Да я… я… заявление прокурору, а если до суда дойдет, то и…
— Какое еще заявление? — сморщился Дробызгалов. — Ты чего?
Из тебя кисель сварят… На тебя всех волков спустят… Не ты первый! Молчать будешь и кивать, ясно? А пожалуешься… чего ж?
Шеф открестится: не знаю, не ведаю, ложь. Ты что, офицер органов? Так, стукачок. И сам про то ведаешь. Ну, а вякнешь — раскрутят на полную катушку. На тебя оперданных — тонны бумаги.
— И… никак ничего?… — Голос Мордашки дрогнул.
— Главное — мне хана, — сказал Дробызгалов. — Из-за тебя.
Провалил, не обеспечил, то-се… Чепе по нашим установкам. Пишу рапорт и — на улицу. Но, в отличие от тебя, барыги, денег у меня — ноль. Могу, конечно, в спекулянты, но тогда — ты еще первые кирзачи не стопчешь, а я уже к тебе в соседи по нарам оформляться приеду… Мне такой роскоши не позволят. Мне только честно прозябать. В дворниках. Такова жизнь, милый друг, как утверждал Ги де Мопассан. — Дробызгалов говорил, сам же наливаясь злобой отчаянием.
