— Тогда еще одна просьба. Сколько раз тебя просила, не обзывать моего отца Хоттабычем.
— Разве только я его так называю?
— Между прочим, с твоего легкого газетного словца ему присвоили это нелепую кликуху и в парламенте.
— Почему же нелепую? — ответил он с неуловимой иронией. — Если бы меня так называли, то я бы только гордился. Твой отец — настоящий волшебник. Все может. Даже Егерю, нашему губернатору, порой не под силу вопросы, которые с легкостью решает твой отец. Захочет — увеличит областной бюджет, захочет — срежет. У меня даже создается впечатление, что в его силах ввести в городе комендантский час.
— Тоже придумаешь! Он остался таким же честным и справедливым, как и тогда, когда привел тебя первый раз на эту веранду. Между прочим, он просил, чтобы я пригласила тебя на ужин. Хотел о чем-то с тобой поговорить.
— О чем?
— Я не знаю, Юра.
— И не догадываешься? — равнодушно спросил он, тщательно скрывая нахлынувший приступ легкого раздражения.
Она не отвечала. Закусив нижнюю губу и приняв вид озорной девчонки, Эдита, словно стараясь не выдать какую-то тайну, смотрела на него. Такой загадочной она ему нравилась еще больше.
— Надвигаются новые парламентские выборы… — наконец сказала она.
— И Хоттабыч хотел бы найти точки соприкосновения с редакцией газеты, — продолжил он.
— Может быть. Но ты же знаешь, милый, я не интересуюсь политикой.
Агейко вздохнул и посмотрел на часы:
— Надо одеваться, любимая, вот-вот Филька проснется. С его жаждой знаний он обязательно поинтересуется, что это мы с тобой здесь, лежа на старой софе, делаем.
Эдита улыбнулась:
— Уже интересовался.
— Да? — натягивая брюки, удивленно посмотрел на Эдиту Агейко. — И что же ты ему ответила?
Она поднялась с софы, не стесняясь своей наготы, прошла к креслу и взяла халат.
— Я сказала, что очень тебя люблю. И ты меня тоже.
— А я вас обоих люблю, — Филька с всклокоченными волосами стоял в проеме двери.
Александр Серафимович Ходоров, которого депутаты за глаза называли не иначе как старик Хоттабыч, не спеша поднялся в президиум и занял кресло председателя областной думы.
В таком же удобном, с большой мягкой спинкой кресле с правой стороны от Ходорова сидел его заместитель — представитель коммунистической партии Петр Ефимович Кислянин. Человек, имеющий большой пенсионный стаж, но энергичный и крикливый, когда дело касалось интересов партии, каждый раз перед тем как опуститься на сиденье, подкладывал на него магнитный массажер, какие часто используют автомобилисты в салонах своих машин. О Кислянине в думе говорили, что он коммунист до мозга костей и что серп и молот, якобы выколотые на заднице, у него видны даже через штаны. Иногда подшучивали, что виной тому — тот самый массажер.
