Диана смотрит на него, прислонившись к дверному косяку. Бледный, с синяками, залегшими под глазами, сжатыми в тонкую линию губами и нахмуренными бровями. Его глаза закрыты и, кажется, что он спит, но это не так. Она чувствует, как быстро бьется его сердце, как трепещут его ноздри, когда он улавливает ее запах, но от этого еще больше хмурится. Он лежит под медвежьей шкурой, его грудь перевязана, и на ткани уже видны капли высохшей крови.
Она смотрит жадно, затаив дыхание, и колени ее дрожат. Потому что от осознания того, что этого идиота мохнатого в любую минуту может не стать, ее корежит. Этот страх буквально выворачивает все ее нутро наизнанку. Ей уже плевать, что скажут другие. Плевать на то, что скоро придется разбираться с последствиями, плевать на оборотней, которыми кишит это место, и на то, что они могут в любую секунду почувствовать ее. Ей бы сейчас уйти, но вместо этого ноги несут ее вперед, а руки, дрожа, тянутся к нему. Чтобы самыми кончиками пальцев прикоснуться к растрепанным и влажным от пота волосам. И стоит ей лишь оказаться так близко, как крепкие руки молниеносно смыкаются на тонких запястьях, и глаза резко распахиваются, чтобы через мгновение удивленно расшириться от неверия.
— Ты не…
Ему просто не дают сказать хоть слово, и дрожащие губы накрывают его собственные. Они все еще хранят вкус ее слез, но даже за все золото мира Маркус не захотел бы сейчас оторваться от них. Вопросов больше не остается, и на них банально нет времени. Она здесь… Пришла, несмотря на то, что это сущее самоубийство. Такая храбрая и настолько же безумная. Страстная, нежная и желанная до дрожи. Маркус просто не может заставить себя оторваться от нее. Впервые в жизни он так теряет голову. Он жадно сминает ее рот, и язык уже вовсю вылизывает ее собственный. Острые клычки ранят его губы, и капли крови стекают на подбородок, а она, потеряв голову, вылизывает их и урчит, как дикая кошка.
Она не успевает даже пискнуть, как ее просто затаскивают на постель и уже через секунду подминают под себя. Она лишь глухо стонет и, закинув ногу на его бедро, еще больше тянет к себе. Ближе, чтобы вжаться всем телом и почувствовать каждый изгиб, каждую линию. Пусть даже через весь этот ворох ненужной сейчас одежды. Главное — это прижаться так сильно, чтобы кожа к коже, насквозь пропитаться запахом друг друга и оставить метки, чтобы больше никто и никогда не посмел посмотреть, не смел даже прикоснуться.
