Ранним утром, сдав Вовкиному корешку-личности тертой и битой — на ответственное хранение люберецкую виллу с ее опасным зоопарком, мы тронулись в путь. Замечу, что фамилия кореша соответствовала его облику: Кровопусков. Имя же было мягкое, лирическое: Федя.
Когда широкая лента Минского шоссе потянулась мимо заснеженного леса, перемежаемого подмосковными деревушками, я неожиданно для себя расхохотался, с каким-то облегчением осознав, что тягостный осадок на душе — осадок прежней бытовой и рабочей обязаловки — истаял, смененный чувством свободы и подлинной жизни — покуда неизвестной, загадочной, но уже одним этим чарующе настоящей!
— У тебя истерика? — спросил Сергей.
— Нет, — ответил я. — Опьянение кислородом романтики. Вы надышали.
— Ну наконец-то! — блаженно жмурясь, отозвался папаня. — Проняло парня!
— Вампиры принимают жертву в свой круг, картина Гойи, — высказался Вова, блеснув эрудицией испановедческого толка.
Вечером мы уже дремали в машине, стоявшей в очереди на пропускном пункте города Бреста.
Дремали, впрочем, недолго: Сергей, обнаружив знакомого таможенника, скоренько организовал нам беспрепятственный проезд на польскую территорию, где все произошло без задержек.
В салон, дыша перегаром, заглянула рожа цвета парной говядины с обвислыми соломенными усами, на лбу которой на всех языках мира читались слова «коррупция» и «взятка»; рожа с подчеркнуто-фальшивой интонацией забубнила нечто о необходимости досмотра, но, получив бутыль «Абсолюта», ретировалась.
Отоспавшийся Сергеи сменил меняла рулем, и проснулись мы в рассветных сумерках возле немецкой границы, где, изучив наши паспорта, офицер потребовал открыть для досмотра багажник.
Узрев акваланги, компактный компрессор и гидрокостюмы с ластами, офицер обомлел.
— Куда вы едете? — спросил, морща лоб и еще раз пролистывая наши паспорта. — Зачем вам… — Затем в невнятном контексте мне послышалось слово «диверсанты».
Но тут в дело вступил папаша, на отменном немецком языке поведав опешившему официальному лицу о своем прошлом ветерана вермахта, о розысках сгинувших в водах Атлантики сослуживцах, и подозрительность обступившей нашу машину пограничной стражи сменилась уважительным восхищением.
Нам даже не удосужились поставить в паспорта соответствующие отметки, доверительно объяснив, что таким образом действия наших виз продлеваются на значительный срок.
Передохнуть мы решили в Берлине, куда приехали в обеденное время.
В Берлине жил мой флотский дружок Вася, съехавший из Страны Советов еще на первых этапах становления российского капитализма, во времена кооперативной вакханалии и начала появления прорех в железном занавесе. Причина съезда — поиски лучшей доли в волшебных заграничных далях, где наверняка способны оценить его дар непризнанного отчизной живописца-модерниста.
