Для простого существования здесь нужно совсем чуть-чуть: немного пространства, немного пищи, немного домашней утвари или необходимых инструментов и немного радости, словно живешь в маленьком кармане для носового платка. Зато какая в этом невероятная душевность! Она чувствуется по уличному оживлению, по долгим внимательным взглядам, по добродушным, совсем не язвительным спорам, по учтивым улыбкам, которыми жители награждают иностранцев, в мусульманских странах к этому прибавляется и приветственное «салам» с приложенной ко лбу рукой. Как иначе объяснить себе ту удивительную непринужденность, с которой эти люди занимают свое место во Вселенной? Таким образом, цивилизация, поместившаяся на коврике для молитв, является моделью мира, а начерченный на земле квадрат – все их пространство – становится храмом. Вот они, все эти люди, прямо посреди улицы, где каждый в маленькой вселенной своей витрины невозмутимо занимается своим делом, окруженный мухами, прохожими, сильным шумом: цирюльники, писари, парикмахеры, ремесленники. Чтобы противостоять такому давлению мира, нужны совершенно особенное отношение и сверхъестественная сила. Может быть, именно здесь и кроется один из секретов ислама или другой культурной системы, в которой человек чувствует себя причастным к Богу.
Мне вспоминается одна из прогулок на Клифтон Бич на берегу Индийского океана, неподалеку от Карачи. Преодолев всего километр через дюны и болота, вдруг оказываешься на просторном пляже с темным песком. Тогда он был почти пуст, но как только наступают праздники, его заполняет целый караван повозок, запряженных верблюдами, наряженными еще краше своих хозяев. Гладь океана отливала зеленым. На закате казалось, что свет неба наполнил сиянием песок и море. Старик в чалме сооружал небольшую импровизированную мечеть из двух железных стульев, позаимствованных в соседней кебабной. Совсем один на пляже, он молится.
Неожиданно для себя в своем путешествии я мысленно перескочил из Центральной Бразилии в Южную Азию, хотя я и не собирался этого делать. Совсем недавно освоенные земли сменились территорией самой ранней цивилизации, пустынная местность – густонаселенной, если, конечно, верно, что число жителей Бенгалии в три раза превышает показатели Мату-Гросу и Гояса. Перечитывая свои воспоминания, я убедился, что разница еще более существенна. В Америке я обратил внимание на естественные поселения и на урбанистическое строительство. Оба объекта исследования отличались характерной формой, цветом, особенностями структуры, присущими им независимо от течения жизни местных жителей. В Индии же величественные сооружения или вовсе исчезли, или были полуразрушены в ходе истории, все было покрыто пылью и следами былого человеческого присутствия, которое стало единственным фактом действительности. В первом случае я, прежде всего, смотрел на «вещь», во втором на – «человека». Только социологическая наука, изменившаяся в течение тысячелетий, особое место отводит рассмотрению многообразных межличностных отношений, стремится углубить свои представления о них, тогда как в других областях знаний человеческий фактор оказывается где-то между ученым и объектом исследования и попросту растворяется. Эту часть света можно охарактеризовать следующим емким выражением: «недоконтинент». Это название приобретает сегодня новый смысл: оно не просто указывает на азиатский континент, его можно применить и по отношению к той части мира, которая заслуживает подобного имени, поскольку совершенная дезинтеграция, достигшая предела в цикле своего развития, явилась причиной разрушения единой системы бытия, которая некогда, благодаря строгим рамкам, не допускала устранения из своего состава ни одного из миллионов ее элементов. Сегодня человек оказался выброшенным в небытие, порожденное самой историей, его поступки обусловлены самыми простейшими, во всех смыслах слова, мотивами – это страх, страдание и голод.
