Пока я путешествовал по холмам Читтагонга возле бирманской границы вместе с родным братом одного местного раджи, ставшего чиновником, меня поражало то невероятное усердие, с которым слуги пичкали меня едой: на заре «паланча» – чай с молоком в постель (он появлялся на устилавшем пол плетеном бамбуке, на котором мы спали в индийских хижинах); два часа спустя подавали плотный завтрак, в полдень был обед, в пять часов – традиционное обильное чаепитие и, наконец, ужин. И все это в тех деревушках, где большая часть населения принимала пищу только два раза в день, бедняки ели тыквенную кашу, а более состоятельные добавляли в нее чуть забродивший рыбный соус. Я больше не мог сдерживаться, в большей мере руководствуясь моральными соображениями, чем физиологическими. Моим попутчиком был буддист-аристократ, воспитанный в англо-индийском колледже. Он гордился своим генеалогическим древом, насчитывавшем сорок шесть поколений (что противоречило его очень скромному бунгало, которое он называл дворцом, поскольку еще в школе узнал, что принцы должны жить именно во дворцах). Он был удивлен и даже немного шокирован моей воздержанностью: «Don’t you take five times a day?»[12] Нет, я не ем пять раз в день, особенно среди людей, погибающих от голода. Никогда не видевший других белых, кроме англичан, мой попутчик засыпал меня вопросами: что едят во Франции? из чего готовят еду? как часто принимают пищу? Я старался все ему объяснить, словно сам был сознательным туземцем, отвечающим на вопросы этнографического исследования, я взвешивал каждое слово, предугадывая, каким потрясением станут для его сознания эти сведения. Существенно поменялось и его представление о мире: после моих рассказов он понял, что белый может быть обычным человеком.
Как же здесь немного нужно для того, чтобы вдруг в любой малости отразилось целое общество! Вот, например, одинокий ремесленник разложил у тротуара свои инструменты и металлические приспособления. Он занят самой незначительной работой, влачит жалкое существование. Но что же он делает? Вот результаты его труда: на кухне под открытым небом куски спрессованного мяса нанизаны на прутья решетки, лежащей поверх горящих углей, молоко кипит в котелке конической формы, листья бетеля насажены на спираль, которая превращает их в ароматную специю, золотистые зерна поджариваются на горячем песке. Вот другой индус. Целый день он носит на продажу миски с турецким горохом, несколько стручков способны заменить ему ложку супа, он ест, присев на корточки, с таким же равнодушным ко всему выражением лица, с каким мгновение спустя он мочится. А вот и бездельники, часами пьющие чай с молоком в небольшой деревянной забегаловке.
