Они затыкают ему рот и коленями придавливают руки к полу. Один мальчишка, подернутый инеем, уселся ему на грудь, а остальные пытаются удержать Джейкоба, не дают ему встать.
– Отвалите от него! – приказываю я, вбегая в клетку.
Джейкобу удается крикнуть:
– Беги! – но я не могу, не стану убегать, я не брошу его.
– А ну, убрали руки от моего друга! – рычу я, поднимая фотоаппарат. Но линза закрыта, а когда я хочу снять колпачок, меня хватают за руку и чей-то голос шепчет в самое ухо:
– Прости, милая. Они слушаются только меня.
Пальцы на моей руке сжимаются крепче, заставляют меня повернуться в другую сторону. Сначала я вижу только красное пятно – ее плащ. Потом различаю тусклый блеск черных кудрей, белую кожу, алые губы, изогнутые в ласковой улыбке.
– Здравствуй, дорогая, – нежно воркует Женщина-Ворон. Я знаю, что надо бороться, вырываться, но не могу. Ее пальцы сжимают мне руку, глаза смотрят прямо в мои, ее голос – как музыка у меня в ушах.
– Вы… – бормочу я, но не могу собрать разлетающиеся мысли.
Другой рукой она приподнимает мой подбородок и склоняется ко мне.
– Ах, сколько света, сколько тепла…
– Кэссиди! – отчаянно выкрикивает Джейкоб, и я прихожу в себя, но поздно.
У меня на глазах Женщина-Ворон начинает изменяться.
Ее плащ взвивается, словно от сильного порыва ветра, пальцы становятся острыми, как когти. Улыбка становится жестокой. Она вонзает когти прямо мне в грудь.
Холод, смертельный холод охватывает меня, и это хуже, чем было на дне реки. Кажется, что ее ледяные пальцы стиснули мое сердце.
Я не могу вздохнуть, не могу говорить, ничего не могу сделать – только смотрю, как Ворон достает из моей груди ленту бело-голубого света. Это мой свет. Моя жизнь.
Она без труда вытягивает ее из моей груди.
И все погружается во мрак.
