— Да, — холодно отозвалась я и уведомила, смерив собеседника уничижительным взглядом, — Я поговорю с Дианой сегодня.
— Какая похвальная оперативность! — восхитился этот… этот подлец. — Моим бы подчиненным столько рвения в исполнении служебных обязанностей!
Я почувствовала, как утихшая было жажда крови разгорается вновь.
— О, не берите в голову, я всего лишь хочу поскорее отделаться от неприятной просьбы! — сладко пропела я, разом давая понять, что уж для него-то я бы точно торопиться не стала, и напоминая, что я ему не подчиненная.
Он не может мне приказывать.
Только просить!
— Удачи вам, мастер, — неожиданно серьезно произнес вдруг вервольф, отставив в сторону обмен колкостями, и я удивленно вздернула бровь.
— Как?! Это все? Больше никаких указаний не будет?
— Никак нет, мастер, — отозвался он, привалившись к косяку двери.
Выражение лица у него при этом было каменно-серьезным, но я не могла отделаться от ощущения, что он улыбается. Что-то плескалось в глубине глаз — неоформленное, бездоказательное, но остро улавливаемое мной.
От этого ощущения хотелось то ли взвыть досадливо, то ли вогнать все десять ногтей в волчью морду.
— А что ж такое? Воображение иссякло? — сочувственно уточнила я, в отчаянной и как пить дать бесплодной попытке проковырять все же эту броню и добраться до податливого мяса.
— Просто я уже сказал всё, что хотел, — легко отозвался он.
Я, понимая, что этот раунд уже не спасти, надменно развернулась — волосы мазнули по коже — и с достоинством пошла к лестнице.
Когда наверху захлопнулась дверь в капитанскую квартиру, я замерла, краткий миг еще борясь с искушением, а потом с наслаждением ему поддалась.
Назад, к заветной двери, я поднялась гораздо быстрее — и гораздо тише, чем спускалась.
О, это непередаваемое чувство, испытанное в тот момент, когда я вытряхивала дорогие духи из узкого увесистого флакона на капитанский коврик!
Упоение! Экстаз!
Никогда я еще не испытывала такого острого удовольствия от мелкой по сути пакости.
Мысли о том, что это, вообще-то, подарок, что эти духи стоят, как два моих месячных жалованья, меня не тревожили — рука не дрогнула, и остановилась я только, вылив под дверь половину содержимого флакона.
И только после этого, с чувством глубокого морального удовлетворения от добротно и с душой сделанной гадости, расправив плечи и победоносно улыбаясь сама себе, спустилась вниз, где меня поджидал заблаговременно вызванный личный экипаж.
***
Каждая встреча с мастером Элисавифой Алмией вне служебной обстановки оставляла после себя самые яркие, но весьма противоречивые впечатления, — подумал капитан шестого отделения Лидийской стражи Вольфгер Лейт, закрывая дверь за упомянутой коллегой.
