— Двусторонняя фолликулярная ангина в тяжелой форме…
И тут же добавил что-то еще, чего я не расслышала. По всей вероятности, далеко не лестное в адрес своих коллег, так как стоявший рядом госпитальный доктор густо покраснел. Вирабов раскрыл мне рот, просунул в него лопаточку, надавил где-то, мне казалось, у самого мозжечка, что-то щелкнуло, и дышать сразу стало легче.
— Все, гвардеец, — произнес мой спаситель, — теперь дело за калориями. Медицина вам больше не нужна.
Через несколько дней я встала на ноги. И вовремя. В начале декабря наши войска, находившиеся в Эльтигене, внезапным стремительным ударом прорвали оборону противника и вышли в район южнее Керчи. Полк вновь начал работать с полной нагрузкой. Теперь действия наши перенеслись в глубь полуострова. Мы бомбили вражеские коммуникации западнее Керчи, железную дорогу Керчь — Владиславовна, укрепленные пункты Катерлез, Тархан, Багерово и Булганак, где находились крупные вражеские склады горючего и боеприпасов.
После болезни я чувствовала себя неважно, быстро утомлялась, от истощения часто кружилась голова. Бершанская не загружала меня работой. Но каждый летчик был на счету, и я старалась летать чаще. В конце концов молодость взяла свое, и через неделю я уже работала в полную силу.
За время пребывания в госпитале я забыла о дружбе Рябовой с Сивковым. А когда вернулась в полк, сразу свалилась масса дел по эскадрилье, потом начались полеты и, конечно, мне было не до этого. Да и Катю, видимо, занимали совсем другие мысли, переживания, во всяком случае, она не обмолвилась ни единым словом о своих взаимоотношениях с Григорием.
Однажды, отбомбившись по эшелонам на железнодорожной станции Багерово, где нас чуть было не сбили, на обратном пути я вспомнила о лихом штурмовике и спросила Рябову:
— Что, Катя, любви, надежды, тихой славы недолго тешил нас обман?
— О чем ты? — не поняла она.
— Притворяешься? Не о чем, а о ком.
— A-а, понятно… Давай сверни на Ахтанизовскую, тогда узнаешь.
— Зачем на Ахтанизовскую?
— Дорогая Мариночка, ну, я очень прошу. Там он ждет меня.
— Ты с ума сошла! Да разве мы имеем право садиться там! Нет, Катя, дружба дружбой, а служба службой.
— Садиться и не надо. Мы только пролетим над ним, он и поймет.
— Ну если так, то можно.
При подходе к Пересыпи я нарочно растянула «коробочку» — маршрут при заходе на посадку — и почти на бреющем пролетела над Ахтанизовской.
— Помигай бортовыми огнями, быстрей! — попросила Катя.
