Хранитель | страница 48



Повисла пауза. После которой Энштен продолжил:

— Сначала я был бесплотным духом. Я летал по миру, на моих глазах люди рождались и умирали. На моих глазах происходили войны и величайшие открытия. Я смотрел, наблюдал и впитывал информацию, получал знания. Это интересное ощущение, когда тебе не хочется есть и пить, не хочется спать, ты не хочешь ничего, перед тобой вечность. Я побывал во всех странах мира, выучил почти все языки, я накопил огромные знания. Это легко, когда у тебя нет потребностей и впереди вечность.

— Значит, Самуил Степанович — это вымышленное имя? — спросил Пётр Алексеевич.

— Одно из. А потом я обрёл плоть. Это была середина девятнадцатого века. Необычное ощущение. Я обрёл тело и бессмертие. Первым же делом я хорошо поел и выпил. Я получал удовольствие от тех вещей, на которые обычные люди даже внимания не обращают. Я бегал, дрался, плавал, ходил в туалет, пробовал женщин. Это сложно описать. А после этого я осознал, что обладаю силой, огромной силой. Мне сложно всё описать, так как мы находимся на разных уровнях развития. Представь, что ты разговариваешь с муравьём. Ты знаешь о нём всё, а он о тебе ничего, и ты распоряжаешься его жизнью. И не можешь ему ничего объяснить.

— Так кто вы? Бог, призрак, дьявол? — спросил Ручкин.

— Не знаю. Я так и не смог за всё время найти ответ на этот вопрос. Считается, что у кого в руках копьё Лонгина, тот будет вершить судьбы мира. У меня не было его в руках, я был им убит.

— Красная земля — ваших рук дело? — спросил журналист. Кажется, он начинал кое-что понимать.

— Да.

— Зачем?

— Эксперимент. Имея огромную силу, хочется делать что-то великое.

— В чём же смысл этого эксперимента?

— Посмотреть, как будет жить общество без цивилизации. Я всё время пытаюсь найти модель, при которой всем будет хорошо. У меня благие намерения. Правда, пока всё безрезультатно.

— Революции в Красном Богатыре тоже вы?

— Нет, ты. Но идея моя. Чтобы подтолкнуть человека к чему-то, не больно-то много надо сил. Достаточно лишь чуть-чуть вмешиваться.

— Та-ак, — произнёс Ручкин раздражённо. — А, к примеру, революция 1917 года?

— Моя идея.

— Вторая мировая, катастрофа в Чернобыле, — начал было перечислять Пётр Алексеевич.

— Стоп-стоп, остановись, — произнёс Самуил Степанович. — Мои все идеи. Список длинный.

— Но зачем? — спросил журналист, сам не замечая того, что перешёл на крик.

— Тебе не понять, ты же муравей, помнишь?

— Так попробуйте объяснить.

— Я хочу сделать жизнь людей лучше, тебе не понять всех планов и моментов. Ты же не можешь объяснить собаке, зачем надеваешь на неё поводок. Для её же блага, но она этого никогда не поймёт. Так и тут. Не всё, конечно, получается.