— Я не хотел его убивать, — пробормотал я.
— Что? Тома Батлера? — Он засмеялся. — Он жив. Месяцок у него поболит голова, и это послужит уроком старому пройдохе. Но ты его не убил. У него башка, словно дубовый пень.
— Он жив?
— Жив и изрыгает проклятия.
— Он убьёт меня, если я вернусь.
— Очень вероятно. Он злопамятный, это уж точно. Да и я бы таким стал, если бы женился на этой мегере. Она и ангелу глаза выцарапает, а потом помочится в пустую глазницу.
Я выбрался из канавы.
— Я не могу пойти домой. Я украл деньги. Я вор, а воров вешают.
Нед как будто прочитал мои мысли, потому что он усмехнулся.
— Тебя не повесят, парень. Может, выжгут клеймо, большую букву В на лбу? Но вероятнее всего, твой отец заплатит Тому Батлеру немного серебра и отошлёт тебя обратно к нему.
Мгновение я колебался, затем задал вопрос, который изменил мою жизнь.
— Куда ты собираешься, Нед?
— В Лондон, парень. Прямо в большую помойку.
— У меня есть деньги, — я вытащил два шиллинга из кармана и стряхнул с них опилки, — можно я поеду?
Нед пристально смотрел на меня, как показалось, долгое время. Одна из его лошадей, Гог или Магог, щипала густую придорожную траву.
— Полетит как ветер, когда наестся, — сказал Нед и дёрнул за узду. — И что ты собираешься делать в Лондоне, Ричард?
— У меня там брат.
— Понятно. Ну, забирайся тогда, забирайся.
Я поехал в Лондон.
Лондон!
С тех пор, как мой брат отправился в Лондон, я был очарован городом, рассказами о нём и его славой, которая была намного больше, чем у Уорика или Кенилворта, не говоря уже о маленьком Стратфорде. Нед Сейлс часто рассказывал о нём, сидя у нас на кухне.
— Однажды я видел саму королеву, — рассказывал он, — и она была окружена тысячей всадников с горящими факелами, и те вспыхивали. Она пылала! Как рубин, красный и сияющий! Конечно, ради неё город прибрали, — хихикнул он. — На окнах вывесили флаги и гобелены. Иногда просто простыни. — Он глотнул эля и посмотрел на меня. — Это значит, что люди не будут выплескивать в окно дерьмо и мочу. И на волосах её величества не окажется дерьма простонародья.
— Не говори так, — произнесла мать, но с улыбкой.
— Это правда, госпожа Мэри, я клянусь.
Он перекрестился, и мать охнула, но снова с улыбкой.
— Я никогда не была в Лондоне, — сказала она задумчиво.
— Там полно иностранцев. Из Франции, Нидерландов, Германии, даже чернокожих! А здания... Боже мой, но в собор Святого Павла можно втиснуть весь Стратфорд, да еще для Шоттери место останется!
