Брат ответил не сразу.
— Меня переполняет счастье, — сухо сказал он.
— И молодой Ричард, — пальцы преподобного коснулись моего плеча, — будет превосходно смотреться в роли Юдифи. Хотя дорогой Саймон может сыграть её сестру.
— У Юдифи была сестра? — спросил брат, очевидно озадаченный.
— Не было в «Общепринятой Библии», — сдержанно сказал Венейблс, — а в моей пьесе есть. Нельзя иметь слишком много любимых, правда?
Он улыбнулся Саймону, а тот должным образом изогнулся и улыбнулся.
Мой брат выглядел усталым.
— Разве Юдифь не отрезала Олоферну голову? — спросил он.
— Мечом!
— Казни, — предупредил мой брат, — чудовищно трудно ставить на сцене.
— Но вы можете это сделать! — воскликнул Венейблс. — Вы же волшебники. Вы все... — он запнулся от огорчения, будто не мог найти правильного слова, чтобы оценить нас, — вы все чародеи!
Что это за игрушка, которая превращает мужчин и женщин в дрожащих щенков? Мы занимаемся одним притворством. Мы рассказываем истории. Но после представления зрители заглядывают в дверь артистической уборной, желая увидеть нас, желая поговорить с нами, как будто мы святые, прикосновение к которым может вылечить их болезнь. Но какую болезнь? Глупость? Скуку? Преподобный Уильям Венейблс, очевидно, был очарован нами, театром и, как он считал, некоего рода лёгким очарованием. Он коснулся моего локтя.
— Дорогой Ричард, — пробормотал он, — можно на пару слов?
Он схватил меня за плечо и потащил к двери на сцену. Я секунду сопротивлялся, но для невысокого, худого человека он был на удивление сильным и потащил меня, в то время как Саймон Уиллоби ухмыльнулся, а мой брат выглядел удивлённым.
Преподобный провел меня через левую дверь на сцену, где остановился и посмотрел во двор, там Иеремия подметал с булыжников скорлупу фундука и раковины устриц. Кот Шалун лежал в пятне слабого солнечного света и лизал потрёпанную лапу.
— Я слышал, ты собираешься покинуть труппу, — произнёс преподобный, — это правда?
Неожиданный вопрос меня смутил.
— Возможно, — пробормотал я. По правде говоря, у меня не было никаких планов, никаких предложений другой работы и никакого будущего. Моя угроза уйти от людей лорда-камергера была всего лишь обидой, попыткой вызвать сочувствие у брата в надежде, что он даст мне мужские роли и хорошее жалованье. — Я не знаю, сэр, — угрюмо добавил я.
— Почему ты уходишь? — резко спросил он.
Я колебался.
— Я хочу отрастить бороду, — наконец сказал я.
При этих словах он рассмеялся.
