— Нет-нет, я имел в виду, что есть место для усложнения. Две женщины и четверо мужчин. Слишком много мужчин! Слишком! — Брат умолк и уставился на мельницы через поле. — И еще приворотное зелье! Идея таит в себе возможности, но всё неверное, всё неверно!
— Почему неверно?
— Потому что приворотное зелье стряпают отцы девушек. А это должна быть колдунья! Какой прок от колдуньи, если она не ворожит?
— У неё есть волшебное зеркало, — отозвался я, потому что именно я играл колдунью.
— Волшебное зеркало! — презрительно фыркнул брат. Он опять прибавил шаг, как будто старался оставить меня позади. — Волшебное зеркало! Шарлатанский трюк. Магия в том... — он помедлил, а потом решил, что говорить мне это — напрасный труд. — Да не важно. Мы не можем играть эту пьесу без Августина и Кристофера.
— А как идёт дело с «Вероной»? — спросил Хемингс.
Если бы я решился задать этот вопрос, на меня и внимания бы обращать не стали, но Хемингс моему брату нравился. И всё же ему не хотелось отвечать в моём присутствии.
— Почти закончена, — неопределённо сказал он, — почти.
Я знал, что брат пишет пьесу, чье действие происходит в Вероне — это город в Италии, и ему пришлось прерваться, чтобы придумать свадебное представление для нашего покровителя, лорда Хансдона. Он ворчал, что его сбивают.
— Она тебе ещё нравится? — поинтересовался Хемингс, не обращая внимания на раздражение моего брата.
— Нравилась бы больше, если бы смог закончить, — рассердился брат, — но лорд Хансдон желает свадебное представление, так что к чёрту Верону.
Дальше мы шли молча. Справа, за вонючей канавой и кирпичной стеной — «Занавес», наш конкурент. Синий флаг, развевающийся над высокой крышей, объявлял, что сегодня вечером там будет представление.
— Ещё одно представление со зверями, — презрительно произнёс брат.
В «Занавесе» уже много месяцев не ставили пьес, а сегодня не будет спектакля и в нашем «Театре». Нам нечего представлять, пока другие актёры не выучат роли Августина и Кристофера. Можно было сыграть то, что показывали вчера королеве, но за последние месяцы эту пьесу мы ставили слишком часто. А если часто показывать одну пьесу, публика способна забросать сцену пустыми бутылками из-под эля.
Мы подошли к деревянному мосту, который пересекает сточную канаву и ведёт к грубому провалу в длинной каменной стене. За этой дырой — наш «Театр», огромная деревянная башня, высокая как шпиль церкви. Построить театр было идеей Джеймса Бёрбеджа, как и сделать мост, и проломить стену, чтобы зрителям не приходилось добираться к нам по грязи через Бишопсгейт, а вместо этого выйти из города через Криплгейт и пройти через Финсбери-филдс. Этой дорогой ходило так много народа, что теперь через открытое пространство в грязи протоптали широкую дорожку.
