Она без конца думала об этом и, ничего не делая, все больше вживалась в роль невинно оскорбленной, растила обиду.
Еще года полтора она жила старым капиталом — репертуар у нее был большой, разнообразный, на все случаи жизни, и ее по инерции посылали в поездки, давали еще сольные концерты в городе, но уже без афиш, для них нужны были новые названия.
Однажды на худсовете кто-то спросил, почему Вера Васильевна, так интенсивно работавшая раньше, давно ничего нового не показывает?
Вера с места ответила:
— На то есть причины, хорошо известные руководству.
Взгляды обратились к худруку, он пожал плечами и туманно ответил:
— У каждого бывают подъемы и спады. Очевидно, Вера Васильевна переживает творческий кризис, и я надеюсь, что она с ним справится.
Стало быть, у нее «кризис»? Ловкий ход! Не будет же она доказывать, что никакого кризиса нет, что просто она глубоко оскорблена и ей не с кем работать.
Она стала подозрительной, ей чудилось, что на нее не так смотрят, не так здороваются, смеются за спиной над ее творческим бессилием. А главное, она отвыкала работать. По-прежнему много читая, она иногда нападала на яркий рассказ, сильно написанный кусок и загоралась — вот бы сделать! И тут же опускала руки: как? с кем?
В одну бессонную ночь она решила поехать к своему старому режиссеру и упросить его поработать с ней. Но у режиссера, после ухода на пенсию, открылось «сто болячек», и он мог говорить только о них. Услышав просьбу Веры, он замахал руками:
— Что ты, Веруня, я — пас! И сил нет, и мозги не туда повернуты. Мне о боге и душе пора думать.
Больше никаких попыток она не предпринимала. Жила в затхлой, удушающей атмосфере больного самолюбия, обид и ненависти к обидчикам.
В редкие ясные минуты она поражалась — все началось с пустяка! Никто не расставлял ей хитрых ловушек, не интриговал против нее, она сама… «Никто, как сам себе!» Но так думать было невыносимо, и она сразу же цеплялась за обиды, они оправдывали ее, из виновницы превращали в жертву.
Постепенно работы становилось все меньше и меньше. Норма у нее была семнадцать концертов в месяц, раньше она всегда перевыполняла ее вдвое, а в поездках и втрое, а теперь начала не дотягивать, и пришел месяц, в котором у нее оказалось всего шесть выступлений. Ей выписали гарантию — 75 процентов основного оклада, но она отказалась от неустойки, заявив:
— Я не иждивенка. Возьму только то, что заработала.
Этого жеста никто не оценил, количество концертов не увеличилось, а гарантию перестали выписывать.
