— Вы умница! Сделаем с вами шлягер!
— А вам не кажется, что этот материал мне не совсем по возрасту? — прямо спросила Вера.
— Что за мысль? — удивился режиссер, которому было за шестьдесят. — Вы еще молоды и прелестны.
Работать с ним было необычайно трудно: он тянул ее играть Наташу, а именно этого делать не следовало. Вера сопротивлялась, спорила, а когда он заставлял ее подчиниться, то сам же хватался за голову и кричал:
— Что вы делаете?! Это же не Наташа, а инженю-пипи!
Вера уже жалела, что отказалась от Владика. «Он же хотел со мной работать, просто советовал подумать, и его легко можно было уговорить. А я встала на дыбы… Задним умом крепка!» — грызла она себя.
После четырех месяцев напряженной, мучительной работы Вера почувствовала: хватит! Иначе замучаю, зарепетирую, пора показывать.
К сдаче она готовилась, как никогда прежде. Но давно известно — чем больше приготовлений, тем хуже получается: зачем-то сделала прическу в парикмахерской и постарела на десять лет, в последнюю минуту пришлось мыть залитую лаком голову и идти с непросохшими волосами. На платье, специально сшитом для этой программы, из дымчатого шелка, которое очень молодило ее, испортилась молния. Надела другое — черное, посмотрела в зеркало и мрачно подумала: «Хуже не бывает. На княжну Марью тяну».
И сразу вылезла отравляющая мысль о возрасте, и она впервые почувствовала то нехорошее волнение, от которого слабеют колени и холодеют руки.
Пока члены худсовета рассаживались, Вера заметила, что худрук подходит то к одному, то к другому и о чем-то говорит с ними. «Настраивает против меня, — подумала Вера и тут же одернула себя: — Что за чушь! Он порядочный человек, да и как он может это сделать?» Все эти раздражающие мелочи помешали ей собраться, сосредоточиться, и читала она, конечно, гораздо хуже, чем могла.
Когда она кончила, повисло тягостное молчание. Худрук предложил начать обсуждение. Кто-то сказал, что есть сильные куски, чувствуется мастерство исполнительницы, а потом посыпалось: «Старомодно», «Сентиментально», «Это — не Толстой, так не читают», «Местами изменяет вкус». И даже худрук эстрадного отдела, музыкант, тоже вмешался:
— Все время пиано и пиано, а где же форте?
Серьезные упреки были и режиссеру: излишняя театрализация, неинтересный рисунок, смещены акценты.
Программу не приняли. Предложили переработать, дотянуть и показать еще раз.
Вера была потрясена: у нее не принять программу! Ну, не так удачно прочла — с кем не бывает? Но ее же знают, могли бы поверить. Несомненно, все это подстроено. Переделывать программу? С кем? С тем же режиссером — бессмысленно, будет еще хуже. Снова идти к худруку и признать свою ошибку? Этого он не дождется!
